МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр
"Страна и история"
Виктор Каган
Чему учит рассказ о Биламе
Позванный чтобы проклясть евреев, Билам по велению Бога их благословил. Пересказом этого эпизода из Торы начал Лев Толстой свое "Послесловие к рассказу Чехова "Душечка"", исходящее из идеи, что настоящее искусство лгать не может.
Часто говорят, что искусство - это отражение жизни. Такое определение нельзя признать вполне удачным: оно приводит к мысли, что искусство подобно зеркалу расположено в стороне от жизни, тогда как оно есть часть - и притом важная и необходимая - этой самой жизни. Человечество на протяжении всей своей истории - и даже до истории - создавало произведения искусства, казалось бы, на первый взгляд, не имеющие никакой утилитарной ценности и никому не нужные. Жизнь далеко не исчерпывается сферой сознательного. Искусство, по-видимому, занимает промежуточное положение между сознательным и подсознательным. Пожалуй, роль подсознательного в нем даже больше. В пользу этого говорит высказывание Толстого, что идея художественного произведения яснее всяких слов, и в то же время не может быть выражена никакими словами, а иначе не было бы нужды создавать это мнимо художественное произведение. Искусство тесно связано с моралью, которая тоже в значительной мере подсознательна и тоже является частью жизни. В частности, мы оцениваем с позиций морали поступки литературных героев - вспомним примитивное деление их на"положительных" и "отрицательных". И необходимо учесть, что всякое произведение искусства - это совместное произведение автора и читателя, который его воспринимает. С этой точки зрения подлинное искусство по определению лгать не может. Подсознательная природа искусства объясняет и известный факт, что авторы произведений литературы бывают вынуждены, даже вопреки своему желанию, поворачивать сюжет по воле своих героев.
Тот же Лев Толстой в ответ на упрек, почему он так жестоко поступил с Анной Карениной, пересказал слова Пушкина:
- Представь, какую штуку удрала со мной Татьяна! Она замуж вышла. Этого я никак не ожидал от нее.
И добавил:
- То же самое и я могу сказать про Анну Каренину. Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы.
Но что же двигает героями и героинями если не перо автора?
В той же статье Толстой пишет о Чехове: "Он, как Билам, намеревался проклясть, но бог поэзии запретил ему и велел благословить, и он благословил".
Что же такое этот "бог поэзии"?
В книжке "Как мы пишем", изданной в Ленинграде (нынешнем Санкт Петербурге) в 1930 г., Горький попытался ответить на такой вопрос с позиций сугубо материалистических.
"Действующим лицам нельзя подсказывать, как они должны вести себя. У каждого из них есть своя биологическая воля. С этими качествами автор берет их из действительности, как свой материал, но как "полуфабрикат". Далее он "разрабатывает" их, шлифуя силою своего личного опыта, своих знаний, договаривая за них не сказанные ими слова, довершая поступки, которых они не совершили, но должны были совершить по силе своих "природных" и "благоприобретенных" качеств (цит. по книге: Б. Сарнов. Занимательное литературоведение. Москва "Текст" 2003, стр. 250; оттуда же и высказывания Пушкина о Татьяне и Толстого об Анне Карениной, стр. 247).
Горький здесь изображает творчество как процесс вполне рациональный и не упоминает, что "разработка" - процесс в большой мере подсознательный. Это не случайно. Он и само слово "творчество" не любил: "Подумаешь, все простые граждане трудятся, работают, а писатель, изволите ли видеть, творит". Казалось бы, с такой точки зрения нелепо писателю переживать случившееся с его героями так, будто это случилось с ним самим. Но М.Ф. Андреева вспоминала, что когда писалась "Жизнь Матвея Кожемякина", она вдруг услыхала крик. Вбежав в комнату, увидела Горького лежащим на полу. Его герой "сунул нож в печень" героини, а у автора на животе вспыхнул шрам.В противоположность Горькому Пушкин считал, что поэтическое творчество иррационально:
ПОЭТ
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботах суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел.
Тоскует он в забавах мира,
Людской чуждается молвы,
К ногам народного кумира
Не клонит гордой головы;
Бежит он, дикий и суровый,
И звуков и смятенья полн,
На берега пустынных волн,
В широкошумные дубровы...
У Толстого бог поэзии, у Пушкина Аполлон - но суть та же.
Важно еще заметить, что согласно Пушкину, поэт может быть аморальным, но поэзия аморализма не допускает. Интересное подтверждение этой мысли - знаменитый отзыв Ленина о сонате Бетховена "Apassionata"(кстати, характер у Бетховена был несносный), зафиксированный Горьким:
Ничего не знаю лучше "Apassionat'ы", готов слушать ее каждый день. Изумительная, нечеловеческая музыка. Я всегда с гордостью, может быть, наивной, детской, думаю: вот какие чудеса могут делать люди.
- И прищурясь, усмехаясь, он прибавил невесело: - Но часто слушать музыку не могу, хочется милые глупости говорить и гладить по головкам людей, которые, живя в грязном аду, могут создавать такую красоту. А сегодня гладить по головке никого нельзя - руку откусят, и надобно бить по головкам, бить безжалостно, хотя мы, в идеале, против всякого насилия над людьми. Гм-м, - должность адски трудная.
Как видим, музыка сама по себе диктуает моральное поведение. Ленин и Сталин, оба любители музыки, "били по головкам безжалостно". Судя по словам Ленина, музыка в этом мешала,. но, как мы знаем, к сожалению, не настолько, чтобы изменить их поведение. Тут проявлялась свобода их воли, создавшей ситуацию, когда
…captive Good attending captain Ill (... пленное Добро прислуживает господствующему Злу.- Шекспир. Сонет 66)
Итак, "реальная жизнь" - то, что мы сознаем - составляет лишь часть (и притом, по-видимому, небольшую часть) жизни. Наше поведение в значительной мере диктуется сферой подсознательного, а искусство находится между этими сферами. Свобода воли может проявляться только в сознательной сфере и потому качества человека в этих двух сферах, вообще говоря, не совпадают и могут даже противоречить друг другу, как это изобразил Пушкин, и как это, согласно Льву Толстому, произошло с Чеховым. Поэтому личные качества автора могут и не иметь значения для произведения искусства. Этому учит рассказ о Биламе.
Благодарю Владимира Моисеевича Дашевского за большую помощь в написании этой статьи.
Июнь 2010, Иерусалим