Лея Гинзбург

Воровка

Елена Аркадьевна почувствовала усталость. Ноги слегка опухли и это беспокоило, поскольку никакой, с ее точки зрения, объективной причины для подобных недомоганий, не было. «А что, собственно, удивительного? — вдруг подумала она, — ничего удивительного — семь часов на ногах — лекции в университете, потом зашла в магазин, простояла в очереди час за кефиром, сметаной и яйцами. Удивительно было бы, если бы ноги не опухли. Жалко, что майонез и сырки так и не купила. Соседка вроде говорила, что в новом, недавно открывшемся гастрономе все это есть, но Елена никак не успевала туда попасть после работы, либо время шло к закрытию, либо уже сил не было идти. — Сегодня обязательно пойду!» — она сердито посмотрела на свои ноги, словно осуждала их беспомощность и нежелание помогать, быть гибкими, быстрыми, послушными.

Магазин был действительно новый. Просторный, чистый, необычная форма обслуживания — продавцов почти не было. Все можно было брать самой с прилавков, а расплачиваться позднее, на кассе. «Самообслуживание» — так это называлось.

А вот майонеза не было, и сырков тоже не оказалось. Было обидно, ноги гудели. Ничего не поделаешь, прогулялась впустую. Елена пошла к выходу. Она уже открывала тяжелую стеклянную дверь, когда сзади кто-то положил довольно увесистую руку на ее плечо.

— Гражданочка! Вы что же это убегаете? А платить кто будет?

— За что платить? — Елена недоуменно посмотрела на полную женщину в белом колпаке, который носили обычно продавцы магазинов

— Миииила мояяя, — продавщица растягивала слова, и это звучало издевательски, — мииила мояяя! Такая с виду интеллигентная, а ворует.

Елена сначала подумала, что ослышалась. Ее, члена КПСС, преподавателя английского языка в университете, назвали «воровкой»?

— Вы что, Вы что себе позволяете? Что же я, по-вашему, украла? — голос Елены предательски задрожал, то ли от негодования, то ли от усталости

— Что? А это мы сейчас выясним, что ТЫ утащила. Ну-ка, открывай сумку!

— Вы мне не «тыкайте»! — Елена почувствовала, как пол уплывает у нее из-под ног. Продавщица подтолкнула ее назад и ловко выхватила сумку:

— Ого! Тут и кефир и сметанка, и яйца… Сейчас, «мила моя», милицию вызовем, протокол составим. Глядите, люди добрые! Глядите, — воровка!

Елена Аркадьевна онемела — у кассы стояли люди. Много людей. Ей казалось, что весь город сегодня собрался здесь, чтобы уличить ее в воровстве. В глазах этих людей можно было прочитать все, что угодно — злорадство, негодование, ненависть. Сострадания и понимания не было. Никто не станет слушать ее оправдания, — дескать, все это куплено совсем в другом магазине. В другом? Значит, нужно было заранее, при входе в магазин, сумку показать, перечислить продукты, купленные в другом магазине, предупредить… Не подумала? Да кто же тебе поверит, «мииииила мояяяя»… Ей стало дурно.

Тем временем, действительно, вызвали милиционера. Он был совсем молоденький и явно робел под натиском женщины в белом колпаке, которая оказалась заведующей магазином. Елена на негнущихся ногах прошла в кабинет директора. Эти десять метров показались ей самой длинной дорогой в жизни — на нее показывали пальцами, что-то шептали вслед, обсуждали, брезгливо разглядывали, разве что не улюлюкали и не забрасывали гнилыми помидорами…

В кабинете директора собрались все работники магазина, даже уборщица, которая уже закончила работу, прибежала посмотреть на «интеллигентную с виду» воровку.

Милиционер составлял протокол, записывал фамилию, имя, место работы. Елена говорила правду. Она все надеялась, что этот кошмар как-то закончится, все выясниться, она ведь никого не обманывает?!

Молоденький милиционер пожалел ее — предложил присесть. Елена тяжело опустилась на стул и облизала губы. Они пересохли, не слушались, и когда Елена пыталась что-то сказать, звук выходил сиплый, гулкий, словно из бочки, а речь казалась бессвязной.

— Да она же пьяная! — удивленно и радостно воскликнула заведующая. — Язык заплетается. Где ТЫ говоришь, ТЫ работаешь? В университете? На кафедре иностранных языков? Ну-ну, иностранка, и не стыдно ТЕБЕ врать?

— Еще раз убедительно ВАС прошу мне «не тыкать»! — Елена понимала, что ее строптивость сейчас неуместна, но ничего не могла с собой сделать. Ее всегда коробила эта бесцеремонность, с которой продавцы обращались к покупателям, словно говорили с маленькими детьми или того хуже, с преступниками…

Спасение пришло совершенно неожиданно. Елена засунула руку в карман, чтобы достать носовой платок, ей нужно было вытереть капли пота, бисером покрывшие лоб, и наткнулась на какую-то бумагу. Чек! Это был чек на продукты, купленные в обычном магазине. Кефир, сметана, яйца, — за все было заплачено, о чем и свидетельствовала драгоценная бумажка…

Молоденький милиционер извинился. Остальные стояли с каменными лицами, словно сожалели, что эта упрямица «сорвала спектакль». Заведующая фыркнула, внимательно продырявив глазами чек, со словами: «Не сегодня своровала, так завтра сворует!» и ушла с гордо поднятой головой. Елене не хотелось никаких извинений. Ей вообще ничего не хотелось доказывать, выяснять, требовать, хотелось только поскорее уйти отсюда, и никогда больше, даже близко к этому магазину не подходить…

Ольга Степановна замерла. То, что она увидела, приковало ее к месту. Показалось? Да нет, не показалось! Все верно — милиционер вел под руку ее коллегу — Елену Аркадьевну, преподавателя английского языка. «Ее поймали на выходе, — зашептала рядом какая-то женщина, — с виду такая интеллигентная, а воровка! Никому доверять нельзя… Хотела убежать, а заведующая ее догнала, сумку проверили, а там… чего только нет! Сразу милицию вызвали, сейчас протокол будут составлять. Ужас какой — ВОРОВКА!»… Слово отозвалось длинным эхом: «Воровка, ровка, овка, вка, ка…»

Ольга Степановна смотрела, как Елену Аркадьевну вели в кабинет директора. «Действительно, ужас! Член партии! Лектор! Чему она может научить студентов?! Интересно, что заставило ее совершить преступление? Вроде ни в чем не нуждается, уважаемый человек, приличная зарплата…, — Ольга покачала головой, — что же теперь делать? Молчать? Сделать вид, что ничего не произошло? Нет, так нельзя. Нельзя потакать преступникам! Ворам не место в нашем обществе! Тем более в штате сотрудников университета!»…

Елена проснулась рано, и шести еще не было. Темно. Сердце почему-то билось гулко и тяжело, к горлу подступала тошнота. «Что со мной? — удивленно и встревожено подумала она, — заболела? Как это некстати, сегодня шесть лекций. Вдруг, словно током ударило — события вчерашнего дня вспомнились отчетливо, с подробностями. Унижение, осуждающие взгляды людей, а вдруг там были соседи, коллеги… студенты? — Елена задрожала, левая рука вдруг перестала слушаться, онемела. — Нет, нет, этого не может быть… мне все это приснилось, это ночной кошмар. Сейчас я проснусь, и все будет как прежде…»

Она понимала, что это «прежде» уже не наступит. Нужно как-то начинать жить с тем, что произошло, взять себя в руки, встать, собраться с мыслями, успокоиться, пойти на работу…

Елена сразу увидела ЭТО! Ее портрет. Глаза смотрели на нее злобно, словно спрашивали: «Как ты могла? Как???». Портрет повесили прямо напротив двери здания университета так, что каждый входящий первым делом встречался с глазами Елены Аркадьевны — вчера еще преподавателя английского языка на кафедре иностранных языков, а ныне ВОРОВКОЙ! Это слово красовалось под ее портретом. Оно кричало, вопило: «Внимание — ВОРОВКА! Стойте, не проходите мимо!»…

Сзади послышался звук открываемой двери. Потом тишина. Елена знала, чувствовала, что сзади нее кто-то стоит, дышит, видимо смотрит на ее портрет, читает СЛОВО. Потом этот «кто-то» аккуратно, почти на цыпочках обошел ее, стараясь держаться как можно дальше.

«Прокаженная, — послышалось ей, — позор!» — Елена Аркадьевна увидела, как пол почему-то превратился в потолок, мелькнуло чье-то лицо, услышала, как стремительно завыла сирена…

Анатолий Николаевич вернулся домой пораньше. Он вымыл руки, долго намыливая то одну, то другую, внимательно разглядывая в зеркале свои морщины.

— Толя, ты есть будешь? — жена уже накрывала на стол, хлопотала, встречая мужа с работы.

— Не хочется что-то. — Анатолий Николаевич виновато посмотрел на жену. — Тяжелый был день сегодня, Ань. Сотрудница умерла, завтра похороны… Молодая, моложе меня на пять лет. Инфаркт, представляешь? Скорая приехала, а уже все… не спасли… Там с ней какая-то история странная приключилась, вроде поймали ее на воровстве с поличным в гастрономе, а потом оказалось, что это ошибка. Декан позвонил в милицию, ему сообщили, что извинения подозреваемой уже принесли и дело закрыто…

Аня обняла мужа, погладила по плечу, подумала: «Какой чуткий он у меня, впечатлительный, всему верит… Просто так милицию не вызовут, наверняка женщина эта что-то стащила, просто не принято о покойниках плохо говорить…»


К содержанию рассказов Леи Гинзбург