Спросили Иисуса и раби Акиву ¹⁰ - при различных обстоятельствах - какое для них самое любимое место в Писании. Странно, но оба они выбрали один и тот же стих: “И возлюби ближнего своего, как самого себя” (Левит 19; 18). Вот так.

Есть такой довольно известный рассказ в Талмуде, в котором описывается следующая ситуация: вы с приятелем идете погулять в пустыне. Вы любуетесь скалами, бликами света и разными там ящерицами, и вдруг он восклицает: “Черт побери! Я же забыл свою фляжку с водой!”

Вы наскоро оцениваете ситуацию и рассматриваете все возможности. Ясно одно: в твоей фляжке осталось ровно такое количество воды, которое позволит одному из вас вернуться в населенные места живым (к сожалению, в пустыне ваш сотовый телефон не работает). Вы можете разделить между собой эту воду - и тогда вы погибнете оба. Ты можешь отдать весь свой запас приятелю в порыве беспримерной самоотверженности и умереть страшной медленной смертью под палящим белым солнцем пустыни, от которого мозги поджариваются, а язык распухает. С другой стороны, ты можешь смыться, забрав всю воду с собой, и оставить товарища наедине с его жестокой участью. Как ты поступишь? Как ты поступишь?

В Талмуде упоминаются два мнения - два “юридических” разрешения этой страшной дилеммы. Одно из них принадлежит тому самому раби Акиве. Другое же приписывается некому странному персонажу, имя которого не встречается ни в одном другом месте во всей талмудической литературе: Бен Патура. Мы не будем здесь входить в тонкости арамейской этимологии (Бен Патура= Бен Пантура= Бен Пантера= Бен Пандера; “нун”, как это часто бывает, выпадает, и мы получаем распространенное полупрезрительное прозвище Иисуса в Талмуде), но есть вероятность, что вторым авторитетом, высказывающим свое юридическое мнение по данному вопросу, является никто иной, как сам христианский Спаситель. Мы никогда не узнаем этого точно, но для нас здесь это и не важно. Я лишь хочу использовать этот талмудический спор в качестве парадигмы, а двух его участников - в качестве архетипов. Давайте предположим, что этот Бен Патура и в самом деле Иисус, а если это и не так, то он, без сомнения, читал кое-какие из проповедей сына Девы из Вифлеема, как мы убедимся ниже.

Тогда давайте возвратимся в пустыню. От нестерпимых лучей солнца кровь свертывается у тебя в жилах, твое горло так раскалено, что впору в нем мацу печь, но ты должен принять роковое решение. Быстрее! Бен Патура-Иисус советует следующее: поделить воду - и умереть вместе - “чтобы ни один из вас не видел смерти другого”. Раби Акива решает по-другому: ты должен взять фляжку.

Это уже становится интересным, особенно, если учесть, что оба мудреца (Иисус и раби Акива) назвали стих “И возлюби ближнего своего, как самого себя” своим самым любимым местом во всей Торе. Кто-нибудь может объяснить мне, что здесь происходит? Я могу понять точку зрения Иисуса - она в точности соответствует библейскому принципу любви к ближнему именно так же, как ты любишь себя. Решение Иисуса, таким образом, весьма логично и последовательно.

Но в чем дело с раби Акивой? Он что, впал в маразм? Неужели он забыл, что в свое время он поднял на знамя тот же стих, назвав его “великим принципом Торы”? Как он дошел до такого решения - оставь себе свою фляжку, не давай своему товарищу из нее даже капли, уходи и оставь его умирать в пустыне, как собаку - которое на первый взгляд кажется вопиющим противоречием требованию священного принципа взаимной равной любви друг к другу?

Дамы и господа, перед вами типичный случай противоположного, даже полярного, толкования Писания (в еврейской традиции это дело обычное). Иисус понимает Божественную заповедь “Возлюби ближнего своего, как самого себя” буквально. Мы можем узнать это даже безо всяких сомнительных рассуждений о соответствии между Бен Патурой и Иисусом Христом: просто из того, что все Евангелия переполнены недвусмысленными высказываниями и историями, указывающими на то, что идеал для Иисуса - а впоследствии и для всего христианства - это, по крайней мере, стараться любить всех людей одинаково.

Однажды Иисус по своему обыкновению проповедовал перед толпами народа, как вдруг (как всегда не вовремя) появляется его еврейская мама:

И еще одно место - Иисус хочет, чтоб не осталось никаких недоговорок:

Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч; Ибо я пришел разделить человека с отцем его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.

И, наконец, заключительный аккорд, последний удар:

Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником.

Не думайте, что здесь я пытаюсь выдернуть слова из контекста. Христианство вообще в первую очередь сосредотачивает свое внимание на вере, и поэтому не признает ни национальной общности (“Нет уже ни иудея, ни язычника… ибо все вы одно во Христе Иисусе” Послание ап. Павла к Галатам 3; 28), ни принадлежности к какому-либо племени, ни даже значения семейных уз. Христианство, более чем кто или что бы то ни было на земле, исповедует “принцип равных возможностей”. Оно абсолютно беспристрастно рассматривает всех людей во вселенной, как одинаково достойных (а точнее, одинаково недостойных, но способных удостоиться посредством искупительной жертвы Иисуса и веры в него) полного и окончательного спасения. Христианство - это совершенно универсальная - и в то же время совершенно индивидуальная - религия, и Иисус был, без сомнения, величайшим (хотя и ни в коем случае не единственным) пророком универсальной, всеобщей любви.

Отлично, с этим покончено. Теперь, давай поженимся. Ну да, прямо сейчас, я и ты. Ты - цветок сердца моего, услада моих очей, царица души моей; я - твой герой, единственный и неповторимый. Я ухаживал за тобой долгие месяцы, и каждый день огонек нашей любви разгорался все ярче, и сейчас это пламя обжигает меня всего изнутри, как раскаленный уголь того шестикрылого серафима. Я больше уже не могу терпеть: настало время предложить тебе руку и сердце. Я опускаюсь на одно колено. В глазах моих - томление, способное растопить самое ледяное сердце. Я засовываю руку в карман своего костюма от Джорджио Армани (или что сейчас носят?) и достаю бриллиант размером с голову ребенка. Я беру твои руки в свои, и нежно поглаживая их, шепчу тебе на ухо: “Дорогая, я люблю тебя. Я так сильно-сильно люблю тебя. Я люблю тебя, как… как… как и вон ту женщину, которая сейчас прошла мимо - ты ее заметила? Да, и как эту, которая сейчас проехала на велосипеде - вон, она остановилась рядом с киоском. Я люблю тебя точно так же, как и всех своих предыдущих подружек, и я люблю тебя так же, как всех девушек, которые так и не стали моими подружками. Я люблю тебя так же, как люблю каждого человека на земном шаре, и как я люблю всех животных, все растения, и планктон, и - Боже мой! Что это за страшная, невыносимая боль в моем паху?! Эй - ты куда, моя дорога-а-а-а-я???!!!”

Никому особо не нужна всеобщая любовь. Она не в силах поднять тебя с постели утром, она не может причинить тебе бесконечной радости, она не заставит тебя бродить по полям и лесам, собирая букет незабудок и ландышей, она не наполнит тебя желанием петь, как птицы, она не даст тебе ни силы, ни мужества, ни близости, ни преданности, ни вдохновения и вообще - ничего. Короче говоря, всеобщая любовь - это вообще не любовь.

Ибо любовь означает предпочтение. Та любовь, которая имеет для нас хоть какой-нибудь смысл, та любовь, к которой мы стремимся и в которой нуждаемся, та любовь, которая чего-то для кого-то стоит - которая стоит все для всех - это любовь, которая, по самому своему определению, выбирает и предпочитает. Покажите мне человека, который скажет, что любит твоих детей так же, как и своих, и я скажу, что, во всяком случае, ему не стоит быть воспитателем твоих детей. Запомните это хорошенько: тот, кто утверждает или проповедует, что следует всех любить в одинаковой мере - совершенно не понимает, что такое любовь! Избегайте такого человека, спасайтесь от него! Каждый, кто пытается убедить вас любить всех одинаково, на самом деле стремится стереть всякую настоящую любовь с лица земли.

Раби Акива - и большая часть еврейской традиции вместе с ним - видит любовь иначе. То, что он считает любовью (будь то романтическая или платоническая любовь, или еще какая-нибудь), которой он не стыдится и готов поощрять ее без ограничений, это любовь, которая по природе своей избирательна, совершенно тенденциозная и пристрастная любовь, неисправимо неравноправная, любовь, которая разделяет и различает, и разобщает, и предпочитает; которая дискриминирует, и выделяет, и делает человека особенным. Раби Акива, один из светочей еврейской мысли, признавал только ту любовь, которая родственна слову кадош (корень - кдш), основное значение которого таково: “провозгласить особым” или “выделить, как особенное, или предназначенное для особой цели”.

Когда мужчина и женщина женятся по еврейскому закону, этот институт или ритуал называют кидушин, так как посредством этого ритуала они выделяют друг друга среди всех остальных существ, обещают любить друг друга больше, чем любого другого человека (сравните с христианской паулинской доктриной в отношении брака, которую можно сформулировать так: “Постарайтесь, по мере сил, избегать сего”). Когда евреи благословляют вино в начале субботы, это называется кидуш, так как таким образом мы отделяем субботу от остальных дней недели, говоря: “Этот день почитаем более всех дней”. Когда же во время молитвы в синагоге мы приподнимаемся на цыпочки и восклицаем: “Кадош, кадош, кадош”, то это значит: нет подобного Тебе, Боже наш, Господи; мы избираем Тебя, мы признаем Твою особенность, мы любим Тебя больше всего. Ты - наш самый-самый-самый!

И это не какой-то еврейский секрет. Это секрет всего человечества. Все мы так поступаем, каждый из нас, по крайней мере, в глубине души. Все мы любим, предпочитая, и именно такую любовь мы ценим, именно такую и только такую любовь мы требуем в ответ от тех, кого мы любим. Все эти “Гуру из Гоа” и “Свами из Майами” с приклеенной улыбкой и устремленными вдаль глазами, все эти люди, которые на первый взгляд предстают чемпионами любви ко всему, что шевелится, на самом деле стремятся - по ошибке или со злым умыслом - украсть у вас и спрятать от вас это самое необходимое человеческое чувство (сами они давно его потеряли). И не случайно, что для спасения кришнаитов (или представителей любой подобной секты) от промывки мозгов первый и самый важный - это возродить в их сердце конкретную любовь, которую они питали по отношению к конкретному человеку, который был для них когда-то совершенно особенным, непохожим на других.

Все это связано еще с одним моментом, который также известен каждому разумному человеку, но по разным причинам часто замалчивается: вследствие того, что любовь играет столь важную роль в жизни каждого, и из-за того, что любовь, о которой идет речь, по природе своей выделяет и предпочитает одних людей другим, люди, всегда и повсюду, предпочитают и будут предпочитать проводить время с одними людьми, более, чем с другими. Всегда и повсюду они будут создавать особые группы, большие и маленькие, с которыми они ощущают особую связь, особое чувство причастности. Всегда и повсюду люди будут относиться к этим группам по системе концентрических кругов - они любят людей из внутренних, более близких к ним кругов больше, чем людей из внешних, более далеких. Они всегда и повсюду будут стремиться укрепить эти семейные, социальные, культурные и даже политические общности всеми своими силами. Они всегда и повсюду будут проводить различие между своими кругами и группами и такими же кругами и группами - но чужими.

Может быть все это верно лишь потому, что человеческие существа эгоистичны и мелочны, ограниченны и лишены настоящей веры, не способны оценить мессианский идеал и сверкающую красоту всеобщего единства? Нет. Все это верно потому, что люди движимы (слава Богу!), от пеленок до гроба, любовью предпочитающей, и выделенные группы, которые были описаны выше, есть не что иное, как неизбежный результат и самое возвышенное и прекрасное выражение такой любви. Такая любовь необходима для счастья человека, как воздух, ибо если бы не было этой любви, любви избирательной и исключительной, у человека не осталось бы никакой причины жить. Никакой. В этом, по моему, смысл известного талмудического высказывания “Хеврута - о митута” (Компания - или смерть). Или рядом с тобой есть особая группа людей, которых ты особенно любишь (“хевре” - как мы говорим на иврите) - или ты уже мертвец.

Знаете ли вы, кому почти удалось воплотить мечту Джона Леннона, мечту об исчезновении религий, наций и государств, и о создании “единого мира” на нашей грешной земле? Знаете ли вы, кто стремился ко всеобщей любви, отмене запретов, разрушению стен, исчезновению разных общин и отдельных групп - и почти преуспел в воплощении этой прекрасной сказки (правда, лишь в одной отдельно взятой стране)? Вам говорят что-нибудь такие имена: Сталин, Мао, Пол Пот? Что вы думаете об этих ребятах? Ведь единственный способ заставить людей любить не избирательной и предпочитающей, а всеобщей любовью, единственный способ заставить их не собираться по группам - как это делают любящие люди даже помимо своей воли - не собираться в союзы, религиозные и культурные группы, государства и народы - это сделать так, чтобы они одевались, питались, совокуплялись, разговаривали, пели, работали и думали одинаково. Да, еще убивать каждого, кто осмелится свернуть с этого единственно верного пути. Вот каково твое “единое человечество”, Джон, вот твой идеальный мир без раскола и преград между людьми, вот ваша прекрасная и всеобщая утопия, Шира, Офер и Дорон, где “все сердца станут единым сердцем, и все разумы станут единым разумом, чтобы духом единства вы смогли бы излечить болезни разобщенного человечества”.

Посмотрите на нее внимательно, вам это будет только полезно!