И еще я пишу...

Н. Симонович

Этот, как его…

Создание миров дело непростое, поэтому в Школу Создателей попадают только самые талантливые, самые выдающиеся и безупречные. Шлумиэль тоже был талантлив и безупречен на свой лад, но в школе дела его сразу не заладились. Проблема была в том, что он задавал вопросы.

Когда Шлумиэль в самый первый раз, не подозревая ничего дурного, задал свой вопрос, преподаватель сделал вид, что не услышал, но все ученики  повернулись в его сторону. В их глазах явно читалось презрение и даже брезгливость: "Откуда к нам явился этот невежа". В следующий раз преподаватель наградил его прямо-таки испепеляющим взором, а ученики беззастенчиво захихикали.

Да, надо было ему сразу догадаться что нельзя, неэтично спрашивать, что высшая мудрость не требует объяснений, что все вопросы тут традиционно ассоциируются лишь с тупостью и неспособностью к восприятию сложных идей. Обидно ему было это всеобщее пренебрежение и тягостна невозможность получить ответ.

Постулаты раздражали его больше всего.

"Ограниченность, вот как это называется, и необходим тут прорыв, свежий взгляд, новый подход. Я должен изменить отжившие стереотипы, - шептал про себя Шлумиэль, - и я это сделаю".

И самое обидное, что и имени его так никто не мог запомнить - в тех редких случаях, когда к нему обращались, произносилось нечто вроде: "Ну, Вы, как вас там, ученик…"

Самым ответственным событием в Школе Создателей, разумеется, является сдача дипломного проекта. Только с того момента, как ученик смог доказать, что способен создать относительно устойчивый мир, он удостаивается быть принятым в Лигу Создателей.

Как было уже сказано, создание миров дело чрезвычайно непростое, поэтому даже у специалистов с приличным опытом бывают проколы и неудачи, что же говорить об учениках. И это еще ничего, если мир, просуществовав минуты три, мягко и безболезненно рассеивается, как будто его и не было, гораздо хуже, если он взрывается прямо перед лицом комиссии. В целях предотвращения неприятных инцидентов в комиссию всегда входил Специалист По Технике Безопасности. Стоило только ему повести своей мохнатой бровью, как любой проект мог быть забракован на корню и даже не подлежал обсуждению.

Как долго Шлумиэль мечтал о минуте, когда ему будет наконец предоставлено слово, когда он сможет открыто предъявить всем свой проект, в который вложено все то, о чем не дали ему сказать ни разу на уроках, плод одиноких размышлений, сложных расчетов и долгого  труда.

И вот он вышел из ученических рядов и предстал перед суровыми судьями.

- Ну, что же, господин…ээээ…господин ученик, - прогнусавил секретарь комиссии с довольно-таки скептической интонацией, - чем вы нас порадуете?

Шлумиэль открыл папку, и воцарилось молчание. Его мир существовал, это было неопровержимо, но, с другой стороны, всем было ясно, что с миром этим определенно что-то не в порядке. Специалист По Технике Безопасности первым нарушил тишину:

- Доложите пожалуйста уважаемой комиссии, на каких принципах базируется в вашей хм… цивилизации инстинкт самосохранения.

Брови Специалиста шевелились угрожающе.

Шлумиэль смело сделал шаг вперед:

- Моей цивилизации никакого инстинкта самосохранения не нужно, потому как никакие опасности ей не грозят.

За его спиной среди учеников кто-то громко фыркнул. Сидящий слева Преподаватель Математики строго постучал карандашом по столу и поднялся с места. Он был высок худ и совершенно сед. Всем было известно, что, несмотря на внешнюю строгость и придирчивость в мелочах, он был расположен к молодым претендентам, и обычно всегда голосовал в пользу включения нового члена в Лигу.

- Скажите, пожалуйста, уважаемый претендент, а чему вы  положили равным в вашем мире число «пи»?

- Трем, - ответствовал Шлумиэль.

Он стойко держался и не обернулся на громкий смех учеников.

Брови преподавателя математики взвились вверх, но он, ничего не сказав, сел на место.

- А как у вас там с историей, молодой человек? – прозвучал следующий вопрос.

Шлумиэль замялся.

- Ну да, с историей, - разъяснил Преподаватель Истории.

Он, кряхтя, поднялся с места, и стол приемной комиссии зашатался, когда он оперся на него руками.

- Империи, походы,  великие завоевания, убийства президентов…

Шлумиэль молчал.

Высокая смуглая женщина -  Специалист По Культуре, не вставая с места, вскричала возмущенно:

- Ну конечно, о науке, искусстве, литературе и кулинарии, даже спрашивать не стоит! Какова вообще численность этой вашей цивилизации?

- Два, нет, сейчас уже три…

- Чего два-три? Миллиона, миллиарда?

- Человека, - прошептал Шлумиэль.

Старейший член комиссии, морщинистый и лысый, возопил:

- Какая наглость!.. За все время существования нашей школы… А, кстати, как у вас там со временем? С какой скоростью оно течет?

- Ну, - вздохнул Шлумиэль, - время там действительно течет несколько медленно.

Невообразимое творилось в зале. Студенты откровенно и громко ржали, преподаватели размахивали руками и возмущались. До Шлумиэля доносились возгласы: "Наказать, гнать в шею, деструктировать".

И тут Главный Создатель махнул рукой, и на зал легла тишина. Она была тонкой, но разбить ее не представлялось никакой возможности.

- Шлумиэль, - обратился Главный Создатель к несчастному ученику, - ты создал идеальный мир?

- Да, – ответил Шлумиэль виновато.

- Это неправильно, - ласково продолжал Создатель, - пойди-ка и сделай все как следует.

* * *

Мужчина и женщина лежали  на мягкой травке и смотрели друг другу в глаза. Рядом с ними пухлый малыш пересыпал песочек из правой ладони в левую, а потом - наоборот, из левой в правую.

Шлумиэль некоторое время наблюдал за ними из-за кустов, а потом, сделав несколько шагов вперед, обратился к человеку:

- Эй ты, послушай, я тут забыл тебе одну очень важную вещь сказать. Вон, видишь, на холме дерево, так вот, не ешь его плодов, не то помрешь.

- Как это? – удивился человек.

- А вот так, смертью помрешь, – заключил Шлумиэль, повернулся, и, сгорбившись, зашагал прочь.

- Ну погоди, ну нельзя же так, - заговорил человек, - ты хоть объясни, что к чему.

Но Шлумиэль не остановился и не обернулся, он лишь безнадежно махнул рукой и продолжал свой путь.

Двое изумленно наблюдали, как он скрылся с их глаз за деревьями сада.

- Прикольный тип, - пробормотала женщина, - интересно, что он этим хотел сказать?

- Да ну его, - ответил мужчина, - еще и на холм тащиться.

- А чего, я схожу, занятно, - сказала женщина и поднялась с места.

Плод был мягкий, ноздреватый и сухой. Они жевали его в недоумении, а тем временем в мире вокруг что-то неуловимо изменялось. Это число «пи» постепенно росло, пока не дошло до некоторой уникальной величины, отличной от трех.

И стало постепенно темнеть.

Человек встревожился:

- Свет куда-то девается, это, знаешь ли, дорогая, как-то неуютно. Может, вот это она и есть - та смерть, о которой этот, как его…, говорил?

Женщина поежилась и ничего не ответила.

Темнота наползала, и вместе с ней появился страх.

- Говорил я тебе, не надо есть этого плода, - в панике воскликнул мужчина.

- Ничего ты мне не говорил!

- Нет, говорил!

Солнце давно уже ушло с неба, и сейчас из мира исчезали последние намеки на какой-либо свет. Двое прижались друг  к другу в ужасе и, трепеща, ждали неизвестного.

Всему бывает конец, даже ночи, и, когда солнце, перекатившись на другую сторону горизонта, снова засияло над миром, человек расслабился, расправил плечи, взглянул на светлеющее небо и радостно провозгласил:

- Ну, слава Богу!1

А его жена, пожав плечами, заметила:

- Я же тебе говорила, что нечего бояться!

- Ничего ты такого не говорила!

- Нет, говорила!

Они помолчали, и женщина, в задумчивости разглядывая далекое дерево на холме, произнесла:

- А ты знаешь, плод этот, из-за которого весь сыр-бор, он как-то суховат, не мешало бы его чем-то приправить. Ну, например, майонезом.


1 Некоторые пытались утверждать, что именно тогда был сочинен 92 псалом, но ничего доказать им не удалось, так как копирайта в ту пору еще не придумали.