К оглавлению лекций З.Дашевского по Торе

Недельный раздел "Ваешев"

Введение в главу "Ваешев"

Объяснение оборота "иш-эл-ахив"

Потомки двух матерей, Йосеф и Шимон, как олицетворение двух противоположных типов

Потомство Эсава. Тимна - мать Амалека, олицетворяющего враждебные Израилю силы

"Олам hа-зэ" и "олам hа-ба". Доля Израиля в грядущем мире

История царя Менаше

Прибытие Яакова в Шхем, его встреча с Эсавом. Понятие "шалем" (цельный) и его смысл

Проблема открытости и закрытости. Воплощение этих двух сил в потомках Яакова двух сил в потомках Яакова

Леа и Рахель как воплощение закрытости и открытости. Необходимость этой двойственности для народа Израиля.

Дилемма - национализм и ассимиляция, связь этой дилеммы с проблемой открытости и закрытости

Итог обсуждения проблемы открытости и закрытости: две противоположные тенденции в народе Израиля

Анализ поступка Шимона и Леви - разрушения ими города Шхема

Ответы на вопросы слушателей



Введение в главу "Ваешев"

Это раздел, который открывает (или продолжает открывание) второй половины книги "Берешит". Если первая половина посвящена возникновению мира и истории авот, т.е. отцов, то вторая половина - это уже история сыновей, которые выходят на арену и начинают действовать. Здесь наш раздел начинает сообщение того, что Яаков "ваешев", т.е. он, наконец, вознамерился осесть, поселиться прочно на той земле, где его отцы скитались, были пришельцами. И это немедленно приводит к очень резкой и быстрой реакции "небесного управления". Как нам пересказывает Раши, Всевышний очень недоволен. Как вам нравятся эти цадики? Мало того, что им приготовлено теплое место в грядущем мире, так они еще хотят с комфортом усесться в этом мире.

Ты, Яаков, начинаешь хитрые вычисления, что, может быть, потомству Авраама зачтется за то, что они будут пришельцами, и их будут угнетать и порабощать - все, что ты испытал за двадцать лет у Лавана. И теперь с этим пересчетом в 20 раз, не знаю, извлекал ли Яаков квадратный корень, не знаю, какую он операцию производил. Но он надеялся, что, может быть, можно считать, что это уже исполнено, и теперь он имеет моральное право обосноваться на этой земле. И тут же, как говорит Мидраш и передает нам Раши, на Яакова накинулась вся эта бешеная история с Йосефом.

У нас в этом и в следующих недельных разделах, конечно, на первом плане фигура Йосефа. И в том повороте, как обсуждает эту тему рав Элон в текущем году, он пытается нам представить Йосефа в паре с совсем другим сыном Яакова, с Шимоном. Шимон обычно у нас как-то не находится в разряде главных героев. Если мы говорим "Йосеф", то противопоставляем его Йегуде, особенно через два раздела, когда Йегуда выйдет вперед, и будет разговаривать с Йосефом, - это два царя, от двух матерей, это тема очень напряженная и ясная. Но сейчас мы попробуем проследить, что представляют собой Йосеф и Шимон.

Объяснение оборота "иш-эл-ахив"

Мы на минутку прыгнем вперед, это следующий недельный раздел. Когда Йосеф уже миновал все свои тугие годы рабства и тюрьму, он уже второй человек возле фараона, и братья пришли закупать хлеб в Египте, и тут этот египетский начальник, которого они не распознали, начинает над ними измываться. "Вы шпионы, не шпионы..." Обсудим в свое время.

Но сейчас интересно (это глава 42-я, 21-й стих). "Вэ-имру иш-эл-ахив", ("И сказали друг другу"): "Аваль ашимим анахну". Однако слово "аваль" означает не просто "но", "однако". Это признание того, что я до сих пор находился на неправильном пути, однако же, мы виноваты. В чем мы виноваты? За нашего брата, мы видели страдания его души, когда он умолял нас, и мы не слушали его, и поэтому пришла на нас эта беда.

И заговорил Реувен, ответил им. И тут нам говорит мидраш, и Раши его приводит, кто такой "иш-эл-ахив". "Иш-эл-ахив" - это совершенно стандартный оборот, друг другу, неважно кто. Но мидраш прослеживает, что это совершенно определенный "иш" и совершенно определенные "ахив". Это Шимон и Леви. И в нашем недельном разделе они тоже скажут ровно теми же словами. В нашей З7-главе, в 19-м стихе, когда Йосеф, выполняя поручение отца, разыскивает их, и вот он появляется в поле их зрения: "Вэ-имру иш-эл-ахив - hинэй баал-hахаломот hа-лэзэ ба" ("Сказали друг другу - вот этот сновидец приближается"). И здесь "иш-эл-ахив".

И говорится, что главный забияка, главный инициатор того, чтоб Йосефа убить, и если не убить, так бросить в яму, был Шимон. Теперь этот самый Шимон говорит своему брату Леви (что из того, что Леви брат, они все братья, но Леви был особенно близок. Настолько близок, что они из-за той полной, полноценной братской близости никак не могут, будучи людьми очень честными, назвать братом Йосефа, это что-то инородное.).

И вот теперь "иш-эл-ахив" - Шимон - говорит Леви: "Мы виноваты". Не в том виноваты, что мы неправильно решили его убить, он заслуживал смерти, но мы виноваты в том, что мы поступили жестоко в том, что мы были глухи к страданиям нашего брата. Они впервые произносят это, называя Йосефа братом, заочно, спустя много времени. Но происходит нечто важное. Страдания приводят к тому, что они вдруг чувствуют. Нам не зря говорит традиция, что все сыновья Яакова были праведниками. Ну, бывает, ну подумаешь, продали брата в рабство, с кем не случается. За пару десятилетий бурной жизни они понимают, за какой грех они страдают. У них не было других плохих поступков, и этот поступок был вызван не мелочными чувствами, а очень глубокой идеологией.

Говорит Шимон Леви: "Однако мы вот в этом виноваты", что не слушали его мольбы". А Реувен говорит им: "Так я же говорил вам - не грешите с мальчиком, а вы не слушали меня, и его кровь тоже взыщется". И говорит 2З-й стих: "Они не знали "ки шомэа Йосеф". Что Йосеф слышит, они могли догадаться, наверное, он не глухой. Т.е. слово "шомэа" обычно в Торе обозначает, что Йосеф их понимает. Почему они не знали, что он их понимает? Потому что между ними переводчик. Йосеф все время говорил с ними через переводчика, и им было невдомек, что он понимает напрямую их разговоры между собой. Не понятно, почему они не стыдились переводчика, кажется, переводчик в это время вышел, и они быстро начали между собой обсуждать.

Нам Раши к этому месту, это мидраш "Танхума-яшан", оборот "вэ-имру иш-эль-ахим" объясняет, кто такие "иш-эль-ахим", это Шимон и Леви. Раши говорит нам то же самое: кто его бросил в яму? Это тоже Шимон, который сказал Леви: "Вот этот самый сновидец идет".

Потомки двух матерей, Йосеф и Шимон, как олицетворение двух противоположных типов

Так вот, Йосеф и Шимон олицетворяют два противоположных подхода. Когда братья вернутся после сцены в следующем недельном разделе "Микец" и сообщат отцу печальную новость, что Шимон остался там под арестом, и что теперь они не могут явиться к этому правителю без того, чтобы привести с собой Биньямина, Яаков говорит: "Йосефа нет, и Шимона нет, и Биньямина возьмете!" Это была одна из находок станции "Аруц-шева" перед выборами, нам цитировали стих: "Шимон эйнено, вэ-Биньямин тиках бо!"

В этих словах Яакова "Йосефа нет, и Шимона нет" очень трудно соединяются два совершенно разных отсутствия. Йосефа нет, так Яаков думает, что он погиб. Шимона нет в том смысле, что он пока еще не освобожден из тюрьмы. Как можно сказать, что нет одного, нет другого? Таким образом, возникает мысль, что это объединение в одну строчку потомков двух разных матерей: один - сын Рахели, а другой - сын Леи. В том, что он их ставит совершенно в одну плоскость, хотя по-простому в его сознании они не должны быть в одной плоскости.

Это должно содержать в себе что-то более глубокое. Потому что, хотя нам сообщает мидраш, что все те годы, когда Яаков находился в трауре, считая Йосефа погибшим, он был отделен от состояния пророчества. Пророчество нисходит на человека, только если он находится в состоянии веселья. Когда Элише нужно было пророчески что-то увидеть, он говорит: "Позовите музыканта, он будет играть, чтобы моя душа развеселилась, тогда я буду пророчествовать. Но, даже если Яаков здесь не пророчествует, он говорит здесь что-то, что должно быть связано с каким-то более глубоким, принципиальным уровнем, жизненной линией.

Потомство Эсава. Тимна - мать Амалека, олицетворяющего враждебные Израилю силы

Если мы посмотрим на то, чем кончается предыдущий раздел, то там содержится в последней главе такое на удивление подробное описание потомков Эсава. Именно, начиная с 9-го стиха, или, если хотите с 8-го стиха З6-й главы: "И поселился Эсав на горе Сеир, Эсав - это Эдом, и вот потомки Эсава, отца Эдома в том смысле Эдома как народа, на горе Сеир. Вот имена сыновей Эсава: Элифаз, сын такой-то и сын такой-то". 12-й стих: "И Тимна была наложницей у Элифаза, сына Эсава, и родили Элифазу сына Амалека, а вот сыновья Ады..." Идет невероятно подробное описание потомков Элифаза, просто невероятное. Надо сказать, что это занимает всю З6-ю главу, 4З стиха.

Потомство Эсава заслуживает настолько подробного описания, которого в некотором смысле не удостаивается потомство Яакова. Конечно, событиям гораздо подробнее много разделов посвящены, но так, чтобы подробно характеризовали, кто, откуда, чем занимался, - иногда этих сведений нет даже про потомство Яакова. И у очень многих комментаторов возникает серьезный вопрос: зачем нам все это нужно?

Раши к этому месту задает этот вопрос: зачем сообщается, что Тимна была наложницей Элифаза? Мне нужно вводить какие-то примечания к записи актов гражданского состояния? Мне не все равно, наложница она, или сожительница, или законная жена? Для чего мне знать, кем приходилась Тимна Элифазу? И Раши дает ответ на этот вопрос. Для того чтобы сообщить о величии Авраама.

При чем здесь Авраам? Дело вот в чем. Тимна была дочерью Алуфим, т.е. ее предки были не просто какие-то там люди, они были царьки из потомков народов, которые там жили. И она предпочитает быть наложницей в доме Авраама или его потомков, чем оставаться принцессой в своем народе. Тимна очень хотела прилепиться к потомкам Авраама, она пришла к Аврааму, она хотела сделать гиюр, и Авраам ее не принял. Она пришла к Ицхаку - Ицхак ее не принял. Тогда она пошла и стала наложницей Элифаза и родила Элифазу Амалека, от которого такие напасти. Это очень серьезная наука, которая заставляет задуматься.

Авраам, как и Ицхак, видели потенциал, который есть в этой женщине. Женщина, которая могла родить Амалека, - это не простая женщина. Амалек - это сила, которая олицетворяет все абсолютно враждебное Израилю. И Авраам и Ицхак, которые пришли породить этот народ, не хотели принимать в свою среду то, что стремится разрушить это. Их можно понять.

"Олам hа-зэ" и "олам hа-ба". Доля Израиля в грядущем мире

В Гемаре "Санhедрин", в последнем переке, который отличается от всех предыдущих, это перек "Хелек", Мишна сообщает, начинается с потрясающего утверждения о том, что "Коль Исраэль еш лаhэм хелек ле-олам hа-ба" ("У всего Израиля есть доля, относящаяся к предыдущему миру"). А вот, продолжает Мишна, те, у кого нет доли. Идет длинный список тех из Израиля, у кого нет доли в предыдущем мире. И среди них фигурирует такой известный персонаж из нашей истории - царь Менаше.

Коротко говоря, схема, по которой устроен мир, двухтактная, или двухфазная. Имеются два отсека. Есть "рабочий цех", который называется "олам hа-зэ", и есть "банкетный зал", который называется "олам hа-ба". И игра устроена так, что перегородка перед ними, полупрозрачна: из "олам hа-зэ" не видно "олам hа-ба". И поэтому все то время, пока мы действуем здесь, мы не видим, что делается в подводной части. "Олам hа-ба" не стоит переводить как "будущий мир". Он грядущий в том смысле, что он входит в каждое мгновение. Я что-то делаю в этом мире, и одновременно в подводной, невидимой мне части я строю какую-то свою уютную каморку в этом грядущем мире.

Утверждение, что у всего Израиля есть доля, относящая его к грядущему миру, состоит в том, что я не отделен от него. В той степени, в которой я являюсь частью народа Израиля, я живу и в этом мире, и в грядущем. Дается мне в какой-то момент сигнал, но, относясь к Израилю, я не могу быть лишенным своей акции в этом мире. Акции очень разные, одни находятся перед самой сценой, другие где-то на галерке, где еле-еле видно, что происходит, а сцена очень интересна. Награда в грядущем мире, по некоторым описаниям, это демонстрация такой грандиозной панорамы абсолютной Божественной справедливости, от начала времен и до конца времен. Такой захватывающий сюжет.

До того, как эта панорама откроется, мы можем по разным фрагментам судить и рядить, но никогда невозможно весь этот "Рuzzlе" составить полностью. И способность схватывать то, что мне демонстрируют в этой панораме, оказывается, определяется теми усилиями, которые я вложил в Тору в этом мире. Не достижениями, достижения тут совершенно не важны. Я что-то делаю, потом все сложили в коробку, кубики убрали, и это осталось без следа. Но что действительно имеет большое значение, - это то, сколько усилий я вложил в эту работу, потому что все эти усилия приводят к прямому результату.

Мы живем, как говорил по другому поводу Иосиф Самойлович Шкловский в своих новеллах, мы живем в мире с трением. И поэтому здесь потенциал и замысел не обязательно совпадают с реализацией. Я могу думать очень хорошо, а получиться может по-разному. Но вот результат там без всякого трения: вот, сколько усилий вложил - немедленно там результат, и это мое намерение.

Так вот, говорится, что весь Израиль имеет долю, но вот есть некоторые злополучные герои, которые умудрились сами себя отрезать от этого народа, и тем самым потеряли долю в грядущем. Это порой, может быть, не такое страшное злодейство. Просто если человек себя противопоставил Израилю, то дело плохо.

История царя Менаше

Так вот, один из таких персонажей - это Менаше. Менаше - сын праведного царя Хизкии. Описывается такая сцена. Он сидит и толкует "Агадот шель дофи", т.е. "Сказания, которые вызывают упрек", "Небезупречные сказания". Сказал: "И что, больше нечего было Моше записывать, как "и сестра Лотана Тимна, и Тимна была наложницей Элифаза"?! У него не было более существенных данных, он просто взял, что под руку подвернулось и пишет там ерунду всякую!"

Или, приводит Менаше другой, "и пошел Реувен в дни жатвы пшеницы (вы помните из прошлого недельного раздела), и нашел мандрагоры в поле". И тут прозвучал голос с неба - и произнес стих из Псалмов (Тhилим 50) в соответствии с которым у Менаше не будет доли в грядущем мире за то, что он так насмехается над этими словами из Торы.

Понятно, Менаше - хрестоматийный злодей. Он царствовал 55 лет. Он не только сделал чудовищное преступление, но он втянул Израиль в совершение этих преступлений. Он настроил жертвенников идолам и делал невесть что. И теперь, оказывается, за то, что он так легкомысленно относится к этим стихам из Торы, - за это ты, Менаше, будешь наказан. Это трудно понять. Бывает такое понятие - машальный циник, посиделки насмешников, нечего делать, чесать языком. Есть такая телевизионная передача, которая разбирает стихи из Торы и делает из них шараду. Но спрашивается - почему Менаше выбрал именно эти два стиха?

В общем-то, можно найти довольно много мест в Торе, где приведена, казалось бы, лишняя информация. Два вопроса: 1) почему Менаше выбрал именно эти два стиха; 2) почему ему инкриминируют неправильное толкование стихов? Это может конкурировать с тяжестью его реальных преступлений?

По поводу насмешничества над Торой есть одно замечание, довольно существенное и дельное. Дельное замечание, что, вообще говоря, задавать любые вопросы - это дело хорошее, святое. Но плохо, когда вопросы задаются без вопросительного знака. Это, вообще говоря, единственный криминал. Если я задаю вопрос с вопросительным знаком, вопрос может звучать бестактно, но не больше того.

Теперь надо вам сказать, что царь Менаше был очень большим человеком, не шутя. Помимо того, что он был довольно приличного происхождения, потомок Давида по отцовской линии, сын царя Хизкии, и внук пророка Йешаягу по материнской линии, он, в общем, получил неплохое воспитание, образование, и он приводит эти две трудности не только потому, что ему делать нечего. Он прекрасно знает толкования мудрецов, как они толкуют это. Нам Раши приводит. Почему важно, что Реувен пошел именно в пору, когда созревала пшеница, и принес из поля мандрагоры? Чтобы показать, что сыновья Яакова - не то, что их дядюшка Эсав. Они не занимаются в поле грабежом, а приносят бесхозное имущество, мандрагоры.

И точно так же есть объяснение противное, которое мы только что слышали у Раши: показать достоинства дома Авраама. Менаше знает эти толкования, и он их отвергает. Не то, что он задает вопрос, он говорит, что эти объяснения в пользу бедных.

В Талмуде есть поразительное место. Когда рав Аши (рав Аши - это составитель Талмуда, так же как Рабби составил Мишну, так же рав Аши в свое время составил Гемару, гигантский труд) рассказывает, что однажды он, преподавая своим ученикам, упомянул: "Мой друг Менаше". Менаше, вообще говоря, как мы узнаем, не из книги "Малахим", а из "Диврей амим", оказывается, сделал тшуву и из 55 лет последние ЗЗ года жил вполне праведной жизнью. Но Ирмиягу не считает правильным упомянуть об этом в книге, посвященной ему, в том месте, где он описывается. В том месте в книге "Малахим", где он описывается, он описан так, как будто он все 55 лет занимался своими злодействами. Это особый вопрос, почему это так.

Рав Аши, как бы то ни было, говорит: "Мой друг Менаше", и ночью, во сне, ему является царь Менаше и говорит ему: "Ты назвал меня другом? Скажи, пожалуйста, а ты с какого конца разрезаешь халу, когда начинаешь есть?" - "Я не знаю, понятия не имею". - "Не знаешь, с какого конца резать халу и смеешь называть меня другом?!" Тот говорит: "Так с какого?" - "Как с какого, с того, который раньше рассыпается, это понятно". - "Да, это действительно интересно, не думал никогда". Менаше сказал: "Если бы ты жил в мое время, ты бы, подобрав полы кафтана, помчался бы за мной поклоняться идолам". На следующий день во время урока рав Аши сказал: "Мой учитель Менаше". Нет, он сказал: "Наш учитель, Рабейну Менаше".

Прибытие Яакова в Шхем, его встреча с Эсавом. Понятие "шалем" (цельный) и его смысл

Давайте на минуточку запомним, что происходит с Менаше и с его трудностями. Давайте на минуточку вернемся к сцене, когда Яаков встречается с Эсавом. Он разделили всех на два лагеря, это известно, поставил всех, по очереди подводил служанок с их детьми, Леа с детьми, Рахель с детьми. И говорится: "Одиннадцать своих детей". Тут Раши всполошился. Он говорит: "Что значит одиннадцать? Биньямин-то еще не родился, наверное, их было одиннадцать, но где Дина? Она не фигурируют в этой сцене. Где она была?

У нас уже один раз такая ситуация была, когда Авраам шел в Египет, договорился с Саррой, потом вдруг обнаружил, что он остался один. А где Сарра? Сарра сидит в ящике, чтобы ее не заметили, но ее тут же извлекли. Здесь Раши спрашивает в приведенном мидраше: а где же была Дина? Он посадил ее в ящик и закрыл ее там для того, чтобы не положил на нее глаз Эсав. И за это наказан Яаков, пишет Раши, который не дал ее брату, а может, она бы его вернула к хорошему, может быть, он сделал бы тшуву. Если он по-хорошему не хотел дать брату, то она попала в руки Шхема.

Чудовищное обвинение: злодей, дикарь Эсав. Кому хочется отдавать такому братцу свою дочь родную? Но за то, что ты в глубине души боялся, что Дина такой ангел, что она его сможет вернуть к хорошему, и лишил его этого, за это тебе такое страшное наказание. Дина могла привести Эсава к тому, что он мог сделать гиюр, как Тимна, которая стала наложницей Элифаза. Интересная такая параллель между Тимной и самим Эсавом. Тимна, которую ни Авраам, ни Эсав, ни Яаков не захотели принимать ни в какую.

Сразу после встречи с Эсавом Яаков прибывает в Шхем. Как сказано, он прибыл туда в Шхем "шалем", т.е. цельный, без ущерба. Шалем когда-то было именем города, если вы помните. Помните, такой город в Торе фигурировал, когда Авраам разбил четырех царей и возвращался, то сначала ему навстречу вышел царь Сдома, а потом вдруг невесть откуда вынес ему навстречу хлеб и вино Малки-Цедек, царь Шалема.

Так вот, с тех пор прошло уже много времени, потому что тогда Аврааму было семьдесят с чем-то, а сейчас Яакову уже под сто. Прошло много времени, и уже нет такого города, который бы назывался Шалем, а Яаков в состоянии "шалем" прибыл в совсем другое место, в Шхем. А что значит - он прибыл "шалем", он прибыл цельный? Ему ни в чем не было недостатка. Он что-нибудь приобрел за это время? Нет, он встретился с Эсавом и отдал ему что-то. Яаков ему послал очень богатое подношение. Он от Эсава не получил взамен ничего, и в результате того, что он провернул эту выгодную сделку, послал ему богатое подношение, в результате Яаков прибыл в это место - Шхем - "шалем".

И рассуждают наши мудрецы: может быть, было проще сказать, что более ценным стал Эсав, а Яаков понес ущерб? Ответ, который очень прост, но он не так прост, как кажется: Яаков пришел цельным, потому что он ничего не принял у Эсава. Это очень важный вопрос, безумно важный вопрос. Дело в том, что в этом мире невозможно жить без компромиссов, и нам некуда деваться, я тут и там вынужден примиряться с чуждым. Если я примиряюсь с чуждым, то это компромисс, который может быть оправданным или неоправданным, но в любом случае это не цельность. И Яакову очень хотелось пойти с Эсавом, это его брат, он хочет братских отношений. И когда Эсав приглашает его: "Пойдем вместе", Яакова, наверное, подмывает пойти с ним вместе. Но он понимает, что это не будет цельным.

Вся эта сцена встречи очень непростая. Мидраш говорит, что там точки стоят, что Эсав бросился ему на шею, поцеловал, эти точки показывают, что он хотел его укусить, шея стала мраморная, Эсав заплакал от боли. Это очень милые детские сцены. Но по-простому, то, что написано в Торе, мы видим, что в этом грубом, диком крике Эсава есть чувство. Мы его видели раньше, что он по-настоящему предан отцу, и мы видим, что при всем том, что этот младший братишка с ним проделал, в нем просто выскочили братские чувства. Он растрогался, пускай на минуту, и мне проще простой смысл текста понимать, что Эсав его приглашает по-братски. Надо опасаться этой братскости, вы же видели в прошлый раз.

Когда Яаков перед встречей молится и говорит: "Спаси меня от рук брата моего, от рук Эсава", то самый простой и самый глубокий комментарий состоит в том, что "от рук Эсава, убийцы, ты меня спаси", но еще точнее - "спаси меня от рук Эсава, который ведет себя как брат". Это совсем страшная вещь. Это страшно потому, что это так привлекательно и так по-человечески. Яакову очень приятно было бы уступить этому порогу и пойти с Эсавом, но тогда это было бы ценой цельности. И как пример для подражания или пример для размышления - вся эта сцена встречи демонстрирует нам, как встречаются с Эсавом и при этом остаются Яаковом. Встречаться с Эсавом надо, невозможно в этом мире жить так, чтобы не встречаться. И подношения Эсаву давать надо. Тем не менее, Дину он от него прячет.

Проблема открытости и закрытости. Воплощение этих двух сил в потомках Яакова

Здесь начинает вырисовываться проблема, как наши праотцы относятся к чуждому окружающему миру. Авраам, Ицхак, Яаков видят отчетливо эту силу Тимны. Это сила, это не просто - плохой человек, нам не подойдет. Это совершенно гигантская сила, это мать Амалека. Про Амалека сказано в пророчестве Билама: "Решит гоим Амалек" ("Амалек - начало народов"). Представляете, какая характеристика! И сказано, что Амалеку нет в будущем никакого исправления под небом. Всем народам есть какое-то исправление. Единственный народ, которому нет никакого исправления под небом, - это Амалек. Ближе к Пуриму мы об этом поговорим.

Но говорят нам наши мудрецы правильно: Амалек - это такая сила, такого взрывного действия, что под небом ему исправления нет, только выше неба есть исправление. Корню Амалека тоже есть какое-то исправление, но только на безумно высоком уровне. Это какая-то необычайная сила. И вот Тимна несет в себе этот заряд, и наши отцы чувствуют его. Надо было ее принимать, или надо было упустить, чтобы она пошла и родила Амалека?! Это вопрос.

Другая эпоха, другое явление, когда Моше принял "эрев рав" - большой сброд, примесь египтян, которые захотели выйти с нами. И Всевышний его упрекает: "Я тебе сказал, выведи Мои воинства, а ты принял чужих?!" Хорошо, Авраам, Ицхак и Яаков не приняли Тимну, они не совершили ошибки, которую сделал Моше.

Нетривиальность проблемы состоит в том, что хахамим наши не дают нам решения этой проблемы, но они ее ставят. И показывают нам, что в Израиле есть две противоположные силы. С одной стороны, Израиль называется "ор-ле-гоим", "свет народам". Т.е. Израиль должен быть открыт, подавать пример народам. С другой стороны, есть закрытость. Мудрецы приводят два потрясающих мидраша (довольно малоизвестные мидраши, хотя они пересказываются).

Один мидраш говорит вот что. Когда Йосеф поднялся в положение второго человека в Египте, фараон дал ему в жены Оснат, дочь Потифара. Мидраш говорит следующее. Насиловал ее (Дину) Шхем, и она забеременела и родила Оснат. И сказали сыновья Исраэля: "Убить ее, потому что теперь скажут все на Земле, что имеется разврат в шатрах Яакова". Плод разврата, насилия, убить ее.

Что сделал Яаков? Он принес венец и написал на нем имя Святого, Всевышнего, и повесил ей на шею. И отправил ее: иди, куда хочешь. И все предусмотрено перед Всевышним. Спустился ангел Михаэль и отнес ее в Египет, в дом Потифара, потому что Оснат была подходящей для Йосефа женой. И была жена Потифара бесплодной, и та Оснат росла с ней как дочь. Когда спустился Йосеф в Египет, он взял ее себе. Как сказано: и дал ему фараон Оснат, дочь Потифара, жреца фараона, в жены.

Таким образом, мидраш раскрывает нам совершенно неожиданную сторону, что та, казалось бы, египтянка, на которой женил Йосефа фараон, оказывается, была его племянницей, дочерью Дины.

Другой мидраш, мидраш "Шмот раба" говорит вот что. И взяли Дину его братья, прежде всего Шимон и Леви, взяли мечи и расправились с городом Шхемом, они забрали Дину, которую Шхем продолжал держать там у себя в плену, вытащили ее и стали думать, что с ней делать. Дина говорит: "Куда я теперь денусь с моим позором?" Она не хотела идти, пока не поклялся ей Шимон, что он возьмет ее в жены.

Вот такие два замечательных мидраша. Получается, что первый из прочитанных нами мидрашей связывает Дину, ее дочь с Йосефом, а второй связывает Дину с Шимоном. В конце книги "Берешит", когда Яаков перед смертью говорит Йосефу: "Я дал тебе Шхем эхад сверх твоих братьев" (Шхем эхад - неоднозначное понятие, во всяком случае, по-простому речь идет о городе Шхеме, который получили потомки Йосефа и где похоронили Йосефа). Яаков говорит: "Который я взял своим луком и мечом". Каким луком, каким мечом? Что-то Яакову снится на старости лет. И как он брал город Шхем? Его взяли Шимон и Леви.

Так вот, среди потомков Яакова, как сказали наши мудрецы, есть выражение двух сил, закрытости и открытости. Шимон и Леви представляют собой крайнее выражение закрытости. Закрытость в Шхеме, почему вы не хотите, эти люди уже согласились пройти обрезание и слиться с вами? Не надо чуждых элементов, закрытость. Йосеф - это крайняя степень открытости, он премьер-министр совершенно чужой страны. Мало того, что он руководит хозяйством, он в доме Потифара говорит: "Я боюсь Бога". Это совершенно феноменальные слова. Когда-нибудь нам надо обсудить всю эту сцену с женой Потифара, которая не так проста, и это направление мыслей.

Йосеф, когда жена Потифара пытается его склонить лечь с ней, произносит кристально ясную моральную отповедь: "Как я могу совершить такое преступление против Бога?!" Казалось бы, или кому-то показалось бы наивным, но, во всяком случае, с этого вся игра и начинается. Дальше нам мидраш говорит, что жена Потифара ни разу не являлась пред его очи в одной и той же одежде. Но зачем ты такой нервный, вот так сразу? Сядем рядышком, поговорим немножко.

Вся борьба только и началась после того, как он произнес эту благородную и гневную отповедь. Это тема совершенно особая. В какой степени она неизбежно связана с открытостью, может быть, в очень большой степени.

Когда Яаков произносит смутившую нас фразу: "Йосефа нет, и Шимона нет, и Биньямина возьмете!" Эту фразу можно рассматривать с точки зрения того, что Яаков прекрасно понимает, что его потомки должны нести эту двойную силу, эту двойственную позицию открытости и закрытости. И Яаков считал, что после того, как он благополучно избежал трений с соседями, и погнались его истребить после Шхема, настало время добрососедских отношений, эпоха открытости. И поэтому был бы правильный сейчас ход Йосефа ожидать. Но Йосефа нет. И поэтому было бы естественно сказать следующее: Шимон, но Шимона тоже нет. Т.е. он их ставит на одну доску как самых крайних, ярких представителей вот этих двух противоположностей: нет ни Йосефа, ни Шимона, что остается, возьмете Биньямина, что вообще останется? Если от Рахели ничего не останется, то мы пропали. Потому что потомки Рахели - представители этой линии открытости, она не зря похоронена у дороги. Она открытая, она красивая, а у Леи слабые глаза.

Леа и Рахель как воплощение закрытости и открытости. Необходимость этой двойственности для народа Израиля.

Вы помните, как описывает Ибн-Эзра некоего незадачливого комментатора по имени Бен-Эфраим. Бен-Эфраим удивляется, что очень непохожие характеристики у Леа и Рахель. Рахель хороша собой и красива видом, а у Леи слабые глаза. Поэтому он говорит: "Эйней Леа ракот", надо иметь в виду, что там не хватает алефа, надо говорить глаза "ярукот", красивые зеленые глаза. По поводу этого комментария Бен-Эфраима Ибн-Эзра совершенно убийственным юмором говорит: "Вэ ани хошев, ше-hу ацмо хасер алеф"* (?) С таким пониманием характеристик Рахели и Леи далеко не уедешь. На самом деле это и есть их глубинные характеристики. Рахель хороша собой и красивым видом она открыта этому миру. И Йосеф учит богобоязненности в доме Потифара.

А глаза Леа слабы, они не обращены к миру. Ее потомки осуществляют позицию закрытости. И если мы вернемся к Менаше, Менаше вовсе не осмеивает ненужных длиннот. Менаше кто угодно, только не неуч. Его эти длинноты совершенно не смущают. Он совершенно не принимает проблем Авраама, Ицхака и Яакова с Тимной, он не понимает, что' их останавливает. Он готов заполнить весь Иерусалим жертвенниками идолам, если это укрепляет его международные позиции, какие проблемы? Новый Ближний Восток, какие тут могут быть препятствия? Гимнастические залы грека, даже если они ему обойдутся в копейку, себя оправдывают.

Но Менаше потому смеется над этими длиннотами, что ему совершенно не подходят объяснения мудрецов. Он их знает, он их понимает, и он их начисто отвергает. Он, Менаше, не нуждается в двойной природе построения дома Израиля. Ему эта идеология, что обязательно нужна веревочка, сплетенная из потомков Рахели и Леа, чужда, не нужно ему это. Ему нужно быть сильным правителем сильного народа.

И в этом противостоянии Йосефа и Шимона, которое идет на протяжении всех этих разделов, по крайней мере, того, что идет у нас сейчас, мы видим развитие все той же идеи, которая началась с Реувена. Вы помните, что мы обсуждали в прошлый раз, когда Реувен лег с Билhой? Скандальная история, которую читают, но не переводят. Или не читайте, или переводите. Ее читают, но не переводят, и хотят нам сказать, что Реувен действительно совершил страшный поступок. Что' он, на самом деле лег с наложницей? Не в этом корень. Самое главное в том, что Реувен пытался отсечь потомков Рахели от дома Яакова. Он хотел весь центр существования Яакова переместить в потомков Леи.

Яаков, мы знаем, что у него есть свои душевные проблемы, - Яаков с самого начала и, наверное, до конца жизни, видит свое "я", свою настоящую вторую половину в Рахели. Он встречается с ней, когда она пасет овец. И мы помним старинный комментарий, что пасет овец, выражается словами "сидит в шатрах". "Сидит в шатрах" - это не только занимается Торой. "Сидит в шатрах" - это пасет скот своего отца. И поэтому, увидев Рахель с овцами, он так тронут и так загорелся. Иначе непонятно: увидел Яаков овец и тут же прослезился. Он увидел, что это то занятие, которое ему свойственно. Мы с вами видели эти две тройки. Видели, как Яаков не хочет брать в жены Лею. Точно так же, как он не хотел брать благословения вместо Эсава. И ему навязано Ривкой благословение поля, и Леа - реализация поля.

Леа, как и Ицхак, как и Эсав, - человек поля, и Яаков несет на себе это двойное бремя, пока он не смирился по-настоящему, пока он не понял, что нет выхода, что он должен быть человеком шатра и человеком поля. И поэтому он вызывает жен в поле, к овцам, и поэтому дальше, даже после смерти Рахели, он устремлен в будущее. Он смотрит в будущее, чтобы не потерять перспективы, что эта двойная ниточка переплетается, и никогда ни одна из этих частей не исчезает, потому что иначе нет будущего у его потомков. И тот, кто пытается сказать, что нужно что-то одно из этих двух, тот замахивается на убийство этого потомства.

И поэтому мудрецы не дают нам решения проблемы, что' нужно - закрытость или открытость, но они ставят нас перед фактом, что эта двойственность заложена в народе Израиля. И поэтому Дину берет Шимон, но продолжение у Йосефа. Они скручены здесь воедино. И только гораздо позднее, когда в дни Йегошуа останки Йосефа доставлены в Шхем, это напряжение между светом народа и закрытостью не то что ослабевает, оно ослабеть не может, но оно во что-то разрешается. Останки Йосефа возвращаются в Шхем, из которого он был продан.

Дилемма - национализм и ассимиляция, связь этой дилеммы с проблемой открытости и закрытости

По поводу этой интересной проблемы я вспомнил текст, к которому много лет не возвращался. Когда-то, на самых первых порах, один наш старинный друг, Натан Файнгольд, принес несколько статей Мартина Бубера, которые произвели на меня очень сильное впечатление, я даже перевел некоторое количество из них на русский в Самиздате. Я приведу несколько слов из статьи "Национальные Б-ги и Б-г Израиля", это имеет прямое отношение к тому, что мы сейчас обсуждали, и имеет очень глубокую связь с праздником Хануки, к которому мы переходим.

Мартин Бубер говорит в этой статье, что каждый народ обладает ведущим духовным качеством, которому подчинены все прочие его способности. Своим гением, которым народ видит своего князя или своего бога с маленькой буквы. Это национальный дух, и поэтому национальный дух расцветает, созревает и увядает. То же, что определяет и ограничивает национальный дух, придает ему преходящий характер. Но Израиль - это другое дело.

Другими словами, каждый народ возводит собственное "я" в абсолют и поклоняется себе самому. Израиль обладает опытом абсолюта, который не тождествен ему самому и которым он никогда не сможет стать, и почитает этот абсолют как таковой. Или, еще иначе, народы переживают абсолютное только через то, чем они являются, а Израиль может переживать абсолют только тогда и потому, что этот абсолют встречает его лицом к лицу.

Это "запевка" его статьи, но не ради этого места я хотел вам это зачитать. В наше время, говорит Мартин Бубер, в секуляризированной форме продолжается борьба между национализмом, который отрицает дух народа, и ассимиляцией, которая отрицает тело народа. Преодоление этой дилеммы может быть труднейшей из задач, когда-либо стоявших перед человеческой общностью. Справедливо, что почитание абсолюта без обращения к посредствующим лицам или идеям - источник вечной жизни Израиля. Но мы, вплоть до наших дней, еще не научились почитать абсолют через наше подлинное существование. Эта задача сама по себе есть то, что сохранило нас до настоящего времени. Не ее разрешение, а сама задача, которая пылает в нашей крови подобно пламени и не умрет никогда.

Я считаю, что это - потрясающее видение истинного состояния. Израиль жив не тем, что он дошел, прикоснулся к какой-то истине, а что в крови у нас пылает дилемма. Если перевести на другой язык то, что он говорит, то, с одной стороны, это национализм, а с другой стороны - это ассимиляция. Переведите на другой язык, и вы получите открытость и закрытость, которую мы обсуждали в этом разделе.

В таком виде, мне кажется, для перехода от поколения отцов к поколению сыновей осознание необходимости этой двойственной природы, которая передается от отцов к детям, является абсолютно жизненной необходимостью. Таким образом, я сказал кратко почти все, что хотел.

Итог обсуждения проблемы открытости и закрытости: две противоположные тенденции в народе Израиля

Я думаю, что царь Менаше интересовался мандрагорами так же, как и Тимной, только в том смысле, что он хочет сказать, что чужое горе - кому оно надо. Зачем мне Тора сообщает все эти проблемы для того, чтобы показать: вот видите - Реувен не был грабителем. Как тем экзаменаторам, которые спрашивают у студентов, знают ли они что-нибудь о великих химиках 17 столетия. Классический английский сюжет: "Знаете ли вы что-нибудь?" - "Да, сэр. Они все умерли, сэр".

Был ли Реувен грабителем, не был ли - его не арестуют, это было давно. Что это мне сообщают. Менаше считает эти комментарии мудрецов тривиальными, потому что они ему не нужны в его настоящей напряженной жизни. Что мне с того, что Тимну можно было принять, можно было не принимать? Если вы хотите, чтобы я решил эту задачу, изложите мне диспозицию, и я вам скажу, что мне выгодно - принимать или не принимать. Наверное, даже сам он скажет: если удобно воровать, то надо украсть.

Мы говорим о том, что сыновья Яакова разделены четырьмя женами. Две из них - жены, две другие называются рабыни, потом они становятся тоже женами. Факт тот, что есть как бы два корпуса его сыновей. Один порожден легионом Леи, а другой - легионом Рахели. И между ними есть напряжение. Вопрос не столько - откуда, понятно - разные матери, ревность, вопрос - куда. Что с этим напряжением прикажете делать?

Острие сатиры нашего сегодняшнего обсуждения было направлено на то, чтобы попытаться увидеть, что это напряжение является жизненно необходимым, что наследники - семья, народ, порожденные Яаковом получают две противоположные тенденции. Одна тенденция - это открытость миру, стремление с ним взаимодействовать, стремление слиться, и тенденция отгородиться от него, закрыться и не допускать контакта с ним.

Утверждение, переданное нам мудрецами, состоит в том, что народ может жить только тогда, когда в нем есть обе эти тенденции. Я думаю, что на скромном уровне представить проблему, которая лежит в основе жизни нашего народа никогда нелишне, тем более что у нас урок по недельному разделу, и тема нашего раздела - отношения между Иосифом и его братьями - бросается нам в глаза. Поэтому можно задать вопрос: как задумано разрешение этой двойственности, этой напряженности.

Ответ на вопрос: мы не знаем точно механизма, но мы знаем точно, что неправильно пытаться решить это методом отрубания одного из полюсов. Ответ - что эта полярность является необходимым условием жизни и жизнеспособности народа Израиля. И это само по себе очень нетривиальный ответ. Поэтому за то, что ты занимаешь не ту позицию, чем я, я должен тебя любить, потому что ты все-таки такой человекообразный. А мы уже два разных полюса, мы можем как-то играть и жить. Если я хочу тебя ассимилировать и скушать, то это не то, что задумано в отношениях между потомками Израиля.

Анализ поступка Шимона и Леви - разрушения ими города Шхема

Как нам рассматривать поступок Шимона и Леви, которые вырезали город Шхем? Вопрос, конечно, очень острый. Сказать, что они поступили просто как убийцы и злодеи, у нас не хватает материала. Есть очень большие мудрецы, которые находят оправдание их поступку и считают, что они поступили круто, но в рамках правосудия. Те все заслужили смертной казни, и Шимон и Леви на всю катушку осуществили ту потенциальную виновность, привели их приговор в исполнение.

Мы не рассуждаем с точки зрения правосудия тех мест и времен, мы рассуждаем с точки зрения закона Торы по отношению к неевреям. Тогда все были неевреями, потому что евреев в законном смысле еще не было, были, если можно так сказать, "бэ-hитнадвут". Евреи родились как народ, который подлежит особым законам, только на Синае. Для семьи Ноаха существует семь заповедей, которые не так уж и необременительны, семь заповедей со множеством подразделений, из них шесть запретительных и одна положительная заповедь, а именно - установить систему судов и правосудия. За нарушение любой из семи заповедей суд один, праведный и скорый - смертная казнь.

Тора дает нам реакцию Яакова на их поступок дважды, если хотите - трижды. Один раз, сразу после того, как они вырезали всех жителей Шхема, Яаков говорит: "Вы меня поставили в безумно напряженное положение, они соберутся и перебьют нас". Другой раз, по истечении времени: "Вы меня поставили в очень неблагоприятное положение, они соберутся и могут меня побить". Чисто такое военно-политическое высказывание. Здесь нет никакой моральной оценки. Мои потери в том смысле, что вы пошатнули мое положение среди этих народов. Никакой моральной оценки в словах Яакова не видно.

Перед смертью, когда Яаков благословляет сыновей, он дает оценку не только политическую и военную. Он говорит: "Проклят ваш гнев, потому что силен и ярость, потому что крепка". Он проклинает, конечно, не сыновей, он сыновей благословляет. Он проклинает этот слишком кипучий гнев и слишком сильную ярость. Это явно отрицательная оценка. Должны ли мы сказать, что так надо было делать? Не вижу оснований. Мало того, есть еще не высказанная, но по умолчанию понятная реакция Яакова, когда его сыновья вернулись с поля и беседуют с Хамором, отцом Шхема, они хитростью предложили весь этот план с обрезанием, и Яаков прекрасно понимает, что они задумали, и молчанием одобряет их план. Но Яаков совершенно не должен предвидеть, что те действительно примут предложение. Они могли отказаться и сказать: "Ребята, не вышло, отдавайте нам нашу Дину - и пока".

Кроме того, даже если они принимают, Яаков может понимать, что они придут и убьют заслужившего это Шхема и заберут Дину. Потому что человек, который взял и насиловал человека, по всем законам Торы заслуживает смертной казни. Нет вопроса, что Шхем заслужил смертной казни. То, что они вырежут весь город, Яаков может совершенно не предполагать. И он их осуждает за то, что они поступили так необдуманно, и это слишком мягкая оценка. Человеку, который совершил убийство, сказать: "Ну, ты размахнулся, все стекла мне побил!" Странная реакция.

Допустим, правы те, кто говорит, что это были сплошные злодеи, которые давно заслужили смертной казни. Никто не уполномочил Шимона и Леви организовывать военно-полевой бейт-дин и садиться их судить. Это инициатива, которая выходит за рамки их полномочий. Очень может быть, что они заслужили этой смертной казни. Но, если вы не обязаны их приговорить и казнить, нужно немного воздержаться. Вы скажете, что военное положение: если бы мы убили одного Шхема и освободили бы Дину, они бы нас остановили, это была война. Есть такой вариант мидраша, который говорит, что они все бросились мешать и отбирать Дину.

Тогда не о чем говорить: если они пытаются не отпустить вашу сестру, тогда нечего обсуждать. Они начали войну, вы против них воевали. Это не подлежит обсуждению. Таким образом, если исходить из модели, которая напрашивается - бессилие на третий день после обрезания, те идут по домам и всех убивают, то отношение Яакова к этому резко отрицательное. Не только на месте, потому что он боится погони, но и потому, что он считает, что это выходит за рамки их компетенции и полномочий. И отношение наше к этому поступку, я думаю, должно быть таким, что это ультраправая позиция чрезвычайно опасна и вредна, и нужно никоим образом не солидаризироваться с этой позицией и сказать, что это неправильное поведение, вообще говоря, за исключением ситуации, когда она вынужденно. Вот один из возможных подходов, без претензии на абсолют.

Ответы на вопросы слушателей

(1)То, что Амалека морально уничтожают, то это по единственной причине: потому, что так сказал хозяин. Если бы он мне этого не сказал, то это было бы в высшей степени аморально и преступно. Мне запрещается убивать любого человека. Ответственность за убийство еврея и нееврея разная. Но запрет распространяется на всех людей, за исключением тех, про кого сказано начальством, что его надо убить. Я ничего не могу сделать, если бейт-дин казнит преступников, то они не являются убийцами, потому что человек, который вознамерился сознательно убить другого человека, этим решением вычеркнул себя из разряда теплокровных. "Эйн-бо дамим", как фигурирует в Галахе, обозначает не только то, что ты не будешь виновным в пролитии его крови, но в нем уже нет теплой крови. Как только он решил убить кого-то, я обязан даже ценой его жизни его остановить. И другие виды преступлений.

Амалек не является запрещенным для убийства только по одной причине: что Всевышний сказал мне, что я обязан его истребить. Точно так же, как семь народов, которые населяли тогда Ханаан. Тогда, не после этого и не до этого. Соображения, что Шхему все равно через сто лет или через четыреста лет погибать, не может оправдать то, что я его сейчас буду истреблять. Этот человек родился, он проживет 120 лет? Что тут возиться, давайте я его убью на месте. Это не соображение.

Если обстоятельства были таковы, что они были в состоянии актуальной или грозящей войны с городом Шхемом, это все меняет. Во время войны люди убивают всех противников, и это был стандартный способ ведения войны: если город не сдается, то его нужно до полного уничтожения осаждать и вырезать все мужское население. Это не соответствует современным правилам ведения войны, но так велась война, и это не считается преступлением или дикостью, это метод ведения войны. Если здесь велась война, то нечего говорить, они уже ввязались в нее, у них не было выхода. Они были обязаны освободить Дину. Мы не обсуждаем, морально ли поступал Авраам, который уничтожал армии четырех царей, чтобы освободить племянников. Это война, совсем другое дело. Но тут не было армии, не было города в осаде, а были отдельно взятые люди, которые сидели по домам, и они прошли и перерезали, то тут возникает вопрос: они поступили полномочно или нет? Один взгляд, что они поступили в пределах, но на грани полномочия, другой взгляд - что они вышли за пределы полномочия и справедливо заслужили двойное порицание Яакова. Я не знаю, как было на самом деле, мы обсуждаем разные варианты.

(2)Очень важная вещь подмечена, что Яаков идет вразрез с традицией всех предыдущих поколений. И это помогает нам объяснить, почему братья Йосефа так ошиблись. Во всех предыдущих поколениях проблема решалась очень просто: всегда между братьями есть напряжение. И когда один хочет узурпировать себе что-то, его отсылают. Ишмаэль хотел обязательно завладеть положением наследника Авраама, его отправили из дому. То же самое - Эсав, которого отправили из дому. Теперь Йосеф хочет воцариться - убрать его. Дело не в том, что существовал какой-то закон, который требовал оставить только одного сына, ничего подобного в те времена никогда и нигде не было.

Сарра дала Агарь Аврааму в жены, и если бы нам не было сказано традицией, что Агарь так и не стала женой, потому что Авраам сказал: "Вот твоя рабыня", он не принял этого благородного жеста, Агарь осталась рабыней. Хозяин всегда имеет власть отпустить раба или рабыню и сделать свободной, она становится законной женой. И Билhа, и Зилпа называются в дальнейшем женами Яакова, и их сыновья становятся равноправными сыновьями Яакова, и главное напряжение не между ними и сыновьями Леи, а между сыновьями другой жены, законной, Рахели. Поэтому ваше очень точное и глубокое высказывание не решает главной проблемы: что обе жены, Леа и Рахель, являются законными. Билhа и Зилпа являются каждая их вспомогательным подразделением. Но они все были нужны.

____________________________________
*Без алефа "Бен-Эфраим" превращается в "Бен праим" - "сын диких" (прим. вебмастера)


Продолжение