1) Страх Божий есть божественная наука, и изучивший ее есть истинно богобоязненный, не так, как мудрствуют другие между нами, лишенные всякого представления о правде, утверждая, что божественная наука удаляет человека от истинного счастья. — Это очевидная ложь. Напротив, она совершенствует разум, ведет человека к несомненному счастью, так как чрез нее он уподобляется самому Богу. Постигая приемы промысла Божия в отношении ко всему существующему, он постарается, в своем собственном образе действий, держаться этих же приемов и, таким образом, исполнит стих: «Вслед за Превечным, Богом вашим, ходите»; созерцая правоту Господних действий, он тоже постарается быть правым; созерцая милосердие Божие ко всем тварям, он постарается быть тоже милосердым; так во всех качествах, ведущих к совершенству. Вот истинная цель божественной премудрости.
Если же скажут: а ведь встречаем в нашем народе много таких, которые, при всей своей учености, отделяются от общества, суть люди злые и преступные и вообще испорченной нравственности, то ответим: всякое научное исследование, наблюдение и знание, какое бы то ни было, никогда не отстраняет человека от совершенства и не влечет за собою преступлений. Если же встречаем грешников между учеными, то не наука причина их испорченности, а их дурной темперамент; не будь они учены, они были бы еще хуже, жестоки и грешнее. Поэтому то неучи злы, как змии, и нет такой ненависти, которая сравнялась бы с ненавистью невежды к ученому, так как они крайне противоположны друг другу. И законоучители наши никогда не имели такого понятия о науке; напротив, они не только разрешили, но даже обязывали каждого человека, поскольку он принадлежит к человеческому роду, изучать науку, ибо «человек, умеющий говорить и только, все равно, что тело без души».
(Дерех-Эмуна, р. Абр. Бибаго, гл. 3).
2) Доводы, приводимые в доказательство преступности изучения умозрительных наук, суть: а) Еврей остается евреем только в силу веры и св. учения. Учение одно, т. е. писанный или устный закон совершенствует его; всякая же другая умозрительная наука является тут соперницей, отвлекающей ум его от религиозных исследований. А всякая вещь, отвлекающая ум от его прямого назначения, воспрещена ему; стало быть, всякое нерелигиозное исследование и изучение наук есть вещь запрещенная. б) Всякое исследование, заключающее в себе какое-нибудь противоречие основам веры, воспрещено, а в философии есть некоторые положения, которые не согласуются с религиею. Например: сотворение мира из ничего, верою поддерживаемое, философиею опровергается, и многое другое. Стало быть, еврею запрещено изучать философию. в) Исследование, склоняющее исследователя к религиозному индифферентизму и отрицанию, воспрещено, а философия ведет изучающих ее именно к отрицанию и ереси; стало быть, преступность ее изучения очевидна. Опровержение этих доводов докажет необходимость изучения наук: а) Человек есть человек, благодаря своему уму, а ум совершенствуется умственными занятиями; умственные же занятия и суть просвещение, которое состоит в том, чтобы иметь ясное понятие о всем существующем, что возможно только путем демонстративных исследований, составляющих задачу философии. Стало быть, изучение этой науки необходимо всякому человеку, поскольку он человек. б) Все, что изучали и знали законоучители наши, следует знать и нам, а они изучали и знали все науки, в чем можно убедиться, вникая в их слова и изречения. Стало быть, изучение наук для нас обязательно. в) Еврей может быть рассматриваем, как член известной религиозной корпорации и как член человеческого общества вообще; а потому он имеет обязанности, свойственные каждому из этих званий порознь. Как член человеческого рода вообще, он должен быть существом разумным, совершенствоваться, просвещаться, стало быть изучать науки, которыми человек отличается от прочих животных, менее его одаренных. Как член же известной религиозной корпорации, он должен изучать св. закон, и верить во что следует ему верить, ибо только при этом условии он еврей. Стало быть, у него индивидуальность двойственная; но эта двойственность не мешает ей быть единой, так как оба вида индивидуальности не исключают, а дополняют друг друга, на подобие растительной и духовной жизни у человека, физической жизни и инстинкта у животных. И так, из соединения пытливого ума и верующего чувства получаем один общий вид: верующий иудаизм; две индивидуальности сливаются воедино, не исключая друг друга. А потому, Еврей, в качестве разумного существа, должен изучать науки; в качестве же верующего — св. закон и все его отрасли. И тогда только вера его будет совершенна и не будет враждебна науке, и поэтому-то поводу выразился один из ученых: «Разум и вера суть два светила».
И так, относительно первого довода, что Еврея совершенствует его закон, а в том, что вне этого закона, он совсем не нуждается, — мы можем сказать, что еврей нуждается в том, что вне закона, для усовершенствования в себе человека, — звания, предшествующего званию Еврея и для него, таким образом, обязательное необходимое.
На второй же довод, гласящий, что не следует изучать того, что противоречит вере, мы можем отвечать, что давно уже известно, что одна истина не противоречит другой истине, и, так как вера и св. учение суть несомненные истины, то верующий будет знать, что-то, что в науке противоречит вере, не есть бесспорная истина. Относительно же третьего довода, что между учеными есть много грешных людей, мы уже сказали, что не ученость в том виновата, а их темперамент и природные наклонности. Если же и встречаются люди, которые, не углубившись в св. учение и не постигая его тайн и сущности, занялись поверхностно умозрительными науками, но не достигли нравственного совершенства, оставшись отрезанным ломтем, т. е. тем, что на языке талмудистов называется «учениками, недостаточно подготовленными», — то нечего об этом сокрушаться, так как эти люди не берутся в счет по их малочисленности, да если даже и много их, то ведь уже давно решено школою Гиллеля: «Преподают учение всем и не отказывают в нем никому из желающих учиться, ибо между многими (недостойными) найдется хоть несколько (достойных).
(Там же).
3) Бывает, что человек сильно желает чего-нибудь, и, когда достигнет желаемого, то последнее теряет в его глазах всякую цену, так как он убеждается, что гнался собственно за ничтожеством, представлявшимся ему сначала не таковым, каково оно на самом деле. Но не так бывает с стремлением к премудрости. Сподобившийся обладания ею, проникается все большим и большим вожделением к ней и она становится предметом его ежедневного наслаждения, и, чем больше он вникает в нее, тем больше находит в ней приятности и сердечного удовольствия; как только он пожелал ее, он уже любит ее, ибо это желание ведет к любви. Вот почему сказали законоучители наши: «Всегда да занимается человек учением, даже не ради его самого, потому что учение не ради учения ведет к учению ради учения», т. е. хотя он занимается им не для того, чтобы ознакомиться с его сутью и преимуществами, а потому, что боится наказания, или чтобы избежать сомнений, однако ж, поскольку он занимается им, он, наконец, постигнет его преимущества и полюбит его и уже будет потом заниматься им ради его самого. Ибо, познакомившись с научными положениями, из которых многие приятны сердцу человека, ищущего правды и, убедившись, что пути науки — пути приятные и что она научает человека путям Господним, как то: милосердию, сострадательности, кротости, святости, правде и великодушию и удаляет его от качеств, противоположных исчисленным, он, — если даже многие из научных положений покажутся ему противоречащими его внутренним убеждениям, — поймет, что виною тому он сам, свойство его натуры, а потому он станет молиться Владыке премудрости, дабы Он просветил ум его и очистил сердце его, и тогда, если из всех изгибов сердца его хоть один окажется в нормальном состоянии, то через этот один изгиб просветит его мудрость.
Это то и есть дух мудрости, который нисходит на человека свыше, ибо Бог, любящий миловать, желает спасения чистых душ, как сказано (Прит. 2, 6): «Ибо Превечный дает мудрость». И когда человек, осененный разумом свыше, почувствует радость и душевное спокойствие, сопряженные с этим разумом, то последний сделается для него дороже всего на свете, и, зная, что одна только наука приобрела ему это высшее благо, он возлюбит ее от всей души и привяжется к ней узами любви и будет желать ее ради совершенства ея красоты и великолепия. Это то и называется «заниматься учением ради учения», о чем мы говорили выше.
Человек, который, будучи томим жаждою, попросил воды, а ему подали Ливанского вина и он пил, — кроме того, что он утолил свою жажду, он вкусил и сладость вина, а потому пожелал его пить каждый день, даже не чувствуя жажды. Так бывает и с наукою, когда кто сначала желает утолить свою жажду знания: как только наука проникла в сердце его, она становится ему приятною и он любит ее от всей души.
(Руах-Хен, Вессели).