К оглавлению "Дни счета Омера и Лаг ба-Омер"

Зеев Дашевский

Между Песахом и Шавуотом. Лекция (17.05.05)

1.     Понимание счёта дней, как выражения переходности этого периода. Правила, изложенные в мишне   трактата Менахот. О принесении первого омэра и возможности пользоваться урожаем в быту. Ответы на вопросы: какую муку считать хамецом; с какого времени можно использовать зерно нового урожая в быту и в Храме; как поступают, если пшеница ещё не созрела к Шавуоту. Обсуждение положения, что зерно нового урожая не может ещё приноситься в Храмовых жертвоприношениях.

2.     Вопрос рабби Тарфона о разнице между временем до омэра и временем до двух хлебов; ответ ученика рабби. Мнение мудрецов о «соревновании». Трактат в мишне о молитве рабби Нехония бен Хакана. Расширение этой молитвы и мнение Раши. Рассуждение о том, что нельзя унижать человеческое достоинство. Причина трагедии с учениками рабби Акивы. Мнение рабби Невенцеля о получении Торы индивидуально, но при этом «всем вместе». Ответ на Вопрос: о плучении Торы Моше.

3.     Суть Песаха, как и недель счёта омэра – выяснение отношения человека со временем. О святости шабата. Смысл названия шабатом первого дня Песаха. Обсуждение заповеди счёта годов и её сходство и отличие от заповеди счёта омэра. Главная суть законов шмиты. Названные мудрецами три фактора, необходимые для человеческой жизни.

Мишна об использовании нового урожая между Песахом и Шавуотом.

Мы уже говорили, что дни, которые необходимо считать,  выражают тем самым переходность этого периода. Мы не считаем, что то состояние, в котором мы находимся, является стабильным, иначе зачем же считать? Как только мы достигаем намеченной точки,  счёт тут же прекращается. Поскольку это переход от получения физической свободы к поучению духовной свободы, то этот период должен быть не только периодом интенсивной внутренней работы, но и должен был бы быть периодом нарастающего веселья. Однако, вместо этого, мы видим, что эти дни установлены, как дни полу-траурного характера. Это связано с трагедией, связанной  с учениками рабби Акивы.

В Мишне, в трактате Менахот говорится: «принесения омэра делало разрешенным в стране», это значит, что до того, как принесли омэр в Храм, Тора запретила пользоваться зерном нового урожая. Омэр – довольно скромный дар, его должно быть символическое количество, но это должно быть самой первой порцией того, что сжато. Как только омэр принесён, можно начинать жать и потреблять. Это происходило во второй день Песаха, и как только приносили этот омэр, сразу можно есть, правда, сразу есть можно только в Йерусалиме, в остальных местах несколько погодя, потому что не сразу могут узнать, когда можно есть. Как мы знаем, омэр приносится из ячменя, но омэр разрешает так же есть любое зерно. Как только принесли эту меру ячменной муки к жертвеннику, и щепотку коhен положил на жертвенник, так остальное, что в этой мерке омэра, съедают коhены, а все могут начинать жать и употреблять урожай. 

Ответ на вопрос:

Может ли такое зерно считаться хамецом? – Только что сжатое и обжаренное зерно не может быть хамецом. В хамец может превращаться только то зерно, которое отделено от почвы, и для того, чтобы оно забродило, требуется каккой-то длительности контакт с влагой. Если сухое зерно сжали и тут же обжарили, и принесли из него муку, то эта мука никак не может быть хамецом. Мы же делаем мацу из муки, которая охраняется от контакта с влагой и она может в принципе храниться годами и не превращаться в хамец. Даже та совсем простая мука, которую продают в магазине, вообще говоря, тоже не является хамецом. Поэтому очень ошибаются слишком осторожные граждане, которые считают, что все запасы муки надо уничтожить, если их не употребили. Так же ни в коем случае не надо уничтожать прошлогоднюю мацу; и муку и мацу прошлого года можно употреблять в пищу. Если эта мука не бродила, и в Песах она была «продана», а она не была использована из опасения, что мог быть какой-то контакт с влагой, то её можно спокойно использовать (кроме блинной муки, которая является заведомо хамецом).  Хорошо пропеченная маца никогда не может стать хамецом, если не добавить дрожжи; пока она не испортилась, её вполне можно есть. Есть отдельные запреты, например, хабадники запрещают мочить мацу, однако, по hалахе, если маца как следует пропечена, то она никогда не забродит от контакта с влагой без закваски. Что же касается корбан-омэр, то здесь нет никакого места сомнениям о наличии в нём хамеца, потому что он только что даставлен  в Храм после того, как этот ячмень сжали, тут же обожгли, смолотили, смололи, и это первостатейная мука, гарантированно не начавшая бродить, и которая уже никогда не забродит, потому что её обожгли.

Ответ  на вопрос:

С какого времени эту муку можно употреблять в пищу? –Ночью сжали, и тут же доставили три больших короба этих колосьев во двор Храма; и там их обожгли, обмолотили, обмололи, просеяли на тринадцати ситах, принесли. Остались ли «хорошие хазяева» в поле жать дальше? Пока этот омэр не принесен, жать запрещено. Но как только его принесли, то жатва разрешается. Таким образом, во двор Храма доставляли эти короба с колосьями, а к жертвеннику приносили муку отборную, то есть, не самую мелкую «пыль», которая образовывалась, когда эту муку просеивали на тринадцати ситах, а оставляли муку такой консистенции, как манная крупа. То, что приносили «сноп» – это заблуждение, распространенное некоторыми популярными авторами. Если после Песаха сжали зерно, которое не созрело в достаточной степени к Песаху, то оно будет запрещено до следующего Песаха, потому что новый урожай запрещен до принесения омэра, и если этот урожай поспел через месяц-два после Песаха, то  к Песаху он ещё не был урожаем, он был ещё только в проекте, поэтому до следующего дня принесения омэра он будет запрещен.

Ответ на вопрос:

Как поступают, когда Шавуот бывает очень рано, и пшеница не успевает созреть? – Шавуот это не такая критическая точка. Если пшеница хоть немного начала созревать, то на два хлеба как-нибудь можно «наскрести». По-видимому, критическая точка – это Песах, и важно, начал ли созревать ячмень к Песаху. Если этого не произошло, то это означало бы, что мудрецы не справились со своей задачей и не вставили тринадцатый месяц в предыдущий год для того, чтобы дать зерну поспеть. Если же ячмень начал поспевать к Песаху, то очевидно, что пшеница, хотя бы где-то начнёт поспевать через семь дней. Это относится ко всем видам зерна: омэр разрешает потребление любых видов зерна после того, как он принесён, то есть, все виды злаков, которые созрели на одну треть к моменту после принесения омэра, то их разрешено потреблять в быту. Если они потом созревали ещё месяц или два, то это не страшно, важно то, чтобы к моменту начала жатвы омэра они уже были на нужную долю созревшими. Если они на такую долю не созрели, то они будут относиться к урожаю следующего года, и после следующего омэра могут использоваться. В годы, когда праздники выпадают рано, один критически важный праздник – это Песах. Перед Песахом мудрецы должны посмотреть на предыдущий месяц: начнёт ли зерно созревать к Песаху. Если не начнёт, то тогда они вставляют лишний месяц. Какое это отношение имеет к нашему времени? Вопрос о том, разрешено ли в Храм приносить зерно, пока Храм не построен, является чисто «академическим». Вопрос о том, разрешено ли употреблять зерно нового урожая – это закон Торы, который никуда не девается, и нужно строго за этим следить. Причем, основное мнение такое, что этот запрет зерна нового урожая до дня принесения омэра, действует не только в земле Израиля, но повсюду, по всему миру, и это проблема, потому что уследить, где это зерно созрело до шестнадцатого Нисана этого года, не всегда легко. Поэтому строгие люди требуют, чтобы в свидетельстве о кошерности писалось, что нет сомнения в том, что это не «хадаш», то есть, это не то зерно, которое созрело между тем омэром, который прошёл и тем, который только будет. В строгих свидетельствах о кошерности такое замечание обязательно делается. 

Наша мишна говорит: «Принесение омэра (ячменя)  разрешает зерно нового урожая для использования в быту, но не в Храме». То есть, вы ещё не можете приносить в Храм жертвоприношения из зерна нового урожая, а только из того, что было с прошлого года. Так же и «хлеба предложения» в это время приносят из муки старого урожая. Любые мучные приношения в Храм до Шавуота приносятся из зерна старого урожая.  Мишна продолжает: «он разрешает для жителей два хлеба пшеничных  для жертвоприношений в Храме». То есть, два хлеба пшеничных, которые приносятся в Шавуот, разрешают уже использовать зерно нового урожая для мучных жертвоприношений в Храме. Эти два хлеба исключительны тем, что  они дрожжевые, обычно мучные приношения в Храм бывают пресные, маца.

Мишна продолжает: «не приносят «менахот»- «мучных жертвоприношений», простых мучных приношений, или бикурим или приношений вместе с животными жертвоприношениями – никаких мучных и хлебных приношений из нового урожая не приносят до принесения омэра, и если принесли, то это приношение негодное. Перед тем, как приносят два хлеба в Шавуот, тоже нельзя приносить, но в этом случае такое приношение потом является годным».  Это – вся Мишна. Таким образом, есть закон, что до того, как принесены омэр ячменя в Песах и два хлеба из пшеницы в Шавуот, нельзя приносить в Храм никакие мучные приношения из зерна нового урожая. Если принесли до омэра, то это и потом не годится,  если же после омэра и до двух хлебов, этого нельзя было делать, но если сделали, то это годится пост фактум. По закону из зерна нового урожая можно мучные приношения приносить только после Шавуота, когда принесли два хлеба из муки нового урожая в начале жатвы пшеницы.

Решение вопроса рабби Тарфона. О молитве рабби Нехония. Трагедия с учениками рабби Акивы.

Гемара говорит: «Сидел рабби Тарфон и трудно ему: какая разница между до времени омэра и до времени двух хлебов?» До омэра запрещено потреблять в быту; до принесения двух пшеничных хлебов запрещено приносить в Храм. Если принесли до омэра (из зерна нового урожая), то это даже постфактум не годится, а если принесли до двух хлебов (то есть от времени принесения омэра до Шавуота), то постфактум это годится. В чём же тут разница? Рабби Тарфун – старейшина поколения, один из учителей рабби Акивы, он прожил долгую жизнь и был человеком необычайной мудрости, и очень богатым. И ему эта проблема была не совсем ясна. Сказал на это Йеhуда бен Нехемья  в том смысле, что приравнивание этих двух точек – принесения омэра и принесения двух хлебов не правомерно, и что они не вполне эквивалентны. Почему? – Если ты говоришь о времени перед омэром, где-таки не разрешено вообще пользоваться (новым урожаем) даже в быту, обычному человеку, скажешь ли это перед двумя хлебами, когда разрешено в быту пользоваться? Одно дело, когда зерно нового урожая абсолютно запрещено и никто нигде не может пользоваться, а другое дело, когда хотя и есть порядок, что в Храм ещё рано приносить, но уже где-то оно разрешено. То есть, есть разница в степени запрета. До принесения омэра новое зерно запрещено абсолютно, а после принесения омэра его нельзя приносить в Храм, но оно уже к какому-то употреблению разрешено. В смысле запрета пользования новым зерном есть только две выделенные точки: омэр разрешает употреблять в еду; два хлеба разрешают приносить в Храм.  Рабби Тарфону было трудно понять, какая же разница: вроде бы и там было запрещено простому человеку пользоваться зерном нового урожая, а если принесли в Храм, то оно не годится никаким образом, и тут тоже запрещено приносить в Храм, так почему же одно постфактум не годится, а другое годится?  И тогда ученик высказал такую мысль, что есть разница, потому что,  когда прошёл день принесения омэра, то  это зерно, хотя и есть запрет на принесение его в Храм, уже по всей стране употребляют.  И рабби Тарфон умолк. Молодой талантливый ученик привёл ответ на его проблему, и он замолчал. Дальше говорится, что сияло лицо Йеhуды бен Нехемьи. И сказал рабби Акива: «Йеhуда, ты ликуешь лицом, что удачно парировал старейшине? Я удивлюсь, если ты долго проживешь». Сказал рабби Йеhуда сын рабби Элаи (это происходило перед Песахом, некоторые комментаторы считают, что это было в начале месяца Нисана, за две недели до Песаха): «Когда я прибыл в праздник Шавуот, то спросил о нём, где Йеhуда бен Нехемья? Сказали мне, что он скончался и след простыл, убыл».  Что мы здесь наблюдаем в этом простом отрывке? Казалось бы, почему простому и талантливому ученику не радоваться оттого, что он нашёл удачный ответ? Учитель поставил задачу, он хорошо ответил, заслуживает похвалы, и возможно, что он сиял лицом не столько потому, что он решил задачу, а потому, что он победил в диспуте. Это вещь необычайно серьёзная: насколько отличаются эти два подхода. Есть у наших мудрецов в трактате Авот высказывание, где перечисляются некоторые вещи, которые выводят человека из этого мира, и среди этих обстоятельств – конкуренция, состязание, дух соревнования. Наши мудрецы говорили, что соревнование – это вещь, которая выводит человека из мира. Почему? Потому что, вообще говоря, наш народ обладает полнотой силы, когда наши возможности складываются, а соревнование обозначает, что они «вычитаются», и поэтому это немножко другое направление.

Мы читали в трактате Брахот в мишне, что рабби Нехония бен Хакана, таннай, перед входом в Бейт-Мидраш, перед тем, как начать урок, произносил короткую молитву, и когда выходил, тоже произносил короткую молитву. Его спросили: «Что за место молитвы здесь (ма маком)?» Вроде бы ты идешь заниматься Торой – так иди! Объясняют этот волпрос так: «Что это за молитва, которую ты произносишь?» Он ответил: «Перед тем, как войти в Бейт-Мидраш, при входе, я молюсь, чтобы не произошло прокола из-за меня; а когда я выхожу, я возношу благодарность за мою долю». Мудрецы в Гемаре приводят барайту, которая немного расширяет, подробнее описывает, какая молитва при входе: «Да будет воля перед Тобой, Всевышний, Бог мой, чтобы не произошло из-за меня предкновения, и чтобы я не споткнулся о слово hалахи, и чтобы не порадовались или порадовались мои товарищи (тут есть разные понимания – переносится или не переносится это «не», и это важное различие смыслов); и чтобы я не сказал про нечистое, что оно чистое, а про чистое, чтобы не сказал нечистое; и чтобы мои товарищи не споткнулись о слово hалахи,  и я бы порадовался им». Есть два разных объяснения. Одно объяснение такое, что он просит, чтобы он всё сказал гладко, без ошибок, и тогда его товарищи порадуются ему, и обратно; а Раши понимает так, чтобы он не сделал ошибки, потому что тогда товарищи порадуются тому, что он сделал ошибку. Это два разных взгляда на природу человека, и похоже, что всё-таки мнение Раши является основным, и по грамматике, насколько можно её понять в языке мудрецов, всё-таки там нужно это «не» перенести, по стилю это скорее всего так. И тогда получается так, что он, входя преподавать в Бейт-Мидраш, просит, чтобы ему не сбиться и не ошибиться по двум причинам. Во-первых, нехорошо, если он скажет неправильно про слова Торы и hалахи, а во-вторых, если это произойдёт, то он товарищей подобьёт к страшному преступлению, когда они будут злорадствовать, что он ошибся. И наоборот, чтобы товарищи его не ошиблись, и чтобы он сам не злорадствовал. Мы видим, что мудрецы в по крайней мере в такой версии обладали вполне трезвым пониманием человеческой психики. Мой учитель приводил слова профессора Рагинского, который говорил:  «Человеку для полного счастья надо, чтобы у него была прекрасно оборудованная лаборатория, с хорошим составом сотрудников, чтобы у них получались первоклассные результаты, но этого мало, и надо, чтобы рядом была не менее хорошо оборудованная лаборатория, с не менее первоклассным персоналом, но чтобы у них ничего не получалось». По этому поводу имеется много подобных «приятных» рассказов, которые все сводятся к тому, что в человеческой природе сидит такой «запал», который очень силён в природе человека, и Рамбам специально подчёркивает, что тот, кто утверждается за счёт унижения других, у того нет доли в грядущем мире. Эта из всех дурных наклонностей всё-таки самая низкая. Как это объяснить в применении к мудрецам Торы? Конечно и в применении к простому человеку это очень неприятно, но к мудрецу Торы – это понятно, потому что есть такое высказывание: «Тора – это в чистом виде воплощение достоинства». Как говорит Ишая, приводя слово «кавод», которое здесь употребляется, он напоминает слова Всевышнего: «Всё, что Я сотворил, Я сотворил для Моей славы». В чём состоит Божественная слава? – В том, чтобы человек совершал благородные поступки. Если же у человека радуется душа оттого, что «у Рабиновича горит дача», то эта реакция, противоположная тому, чтобы раскрывалась слава Всевышнего, и достоинство. Поэтому, если кто-либо унижен, и я это воспринимаю даже не с радостью, а просто равнодушно, то это – ущерб, здесь нет славы Творца. Поэтому так сурово квалифицирует Талмуд историю с Камцой и Бар-Камцой. Правда, некоторые  любители апологетики  говорят, что там проявилась напрасная ненависть в том, что этот негодяй Бар-Камца ненавидел мудрецов, однако, в этом эпизоде речь не про это. Важно то, что мудрецы видели, как при них унижают человека, пусть нехорошего человека, негодяя, но тем не менее можете его наказывать, но не унижайте! Человеческое достоинство нельзя унижать.

И теперь мы возвращаемся к вопросу о том, почему же произошла трагедия с учениками рабби Акивы? Если природа человека такова, и мы видели, что говорит мишна про молитву рабби Нехемии бен Хаканы, который  был в предыдущем поколении, и он знал свою природу и природу своих коллег, то  что же так строго рабби Акива говорит своему ученику: «А, ты ликуешь потому, что ты «дал сдачи» старейшине? Так ты не проживешь долго». Можно предположить, что рабби Акива мог получить за это «меру за меру» от своего учитела рабби Элиэзера.  Когда рабби Акива пришёл к умирающему рабби Элиэзеру, и проливал слёзы над его судьбой, то тот сказал: «Акива, твоя судьба намного тяжелее, чем моя». Судьба его была, действительно, страшная, но можно было бы и не сообщать этого, правда, может быть, у мудрецов было принято говорить прямо, как есть. Говорится ведь: «Грейся у их огня, только остерегайся их, потому что их укусы – это укусы змеи; жало – это жало скорпиона», так что с мудрецами нужно быть осторожным. Факт таков, что мы здесь наблюдаем какую-то чудовищную трагедию, когда двадцать четыре тысячи учеников рабби Акивы в одночасье умирают именно в этот период. Конечно, основная причина состояла в том, что они не уважали друг друга. Почему это так важно? Представляется очень удачным как это сформулировал рав Невенцель, который сказал: «Это дни движения от выхода на свободу к получению Торы». Мы говорили о том, что счёт омэра должен быть строго индивидуальным, потому что каждый получает Тору свою. У полножья горы Синай стоит шестьсот тысяч мужчин,  каждый получает свою, и при этом воспринимает, что получает каждый  другой. То есть, это – рождение народа. И если каждый получает свою Тору, то каждый должен готовиться индивидуально, и поэтому счёт должен быть строго индивидуальным, нельзя полагаться на то, как сосчитал мой товарищ или сосед, каждый себя очищает и готовит по-своему. Это вроде как общее место; так всегда и все объясняют. Тот шаг, который делает дальше рав Невенцель, это то, что он говорит: «Раз получение Торы настолько индивидуально, то это значит, что её невозможно получить в одиночку, а можно получить только всем вместе». То есть, если я получил узкий участок спектра, то он ничего не стоит. А если я начинаю не уважать другого, то это значит, что я пришёл к горе Синай один, и говорю, чтобы мне дали Тору, но это невозможно, потому что весь смысл в том, что народ рождается в этом акте Божественного откровения. Тору можно получить только всем вместе. Для того, чтобы всем вместе получить, я не должен говорить что-то вроде того, что он, конечно, умный парень, но по сравнению со мной это – ничто.

Ответ на вопрос:      

Почему можно подумать, что Моше получил Тору индивидуально? – На это нужно ответить двумя способами. Первый ответ заключается в том, что Моше не получил Тору индивидуально. После того, как весь народ получил Тору в принципе, Моше в качестве представителя пошёл получить «документ», который скреплял этот союз.  Второй ответ, что Моше был как бы коллективным сердцем всего народа. Может быть, что требуются оба ответа вместе. Но безусловно, что первый ответ важнее, потому что при всех замечательных данных Моше, когда Всевышний сердился на народ, то он тридцать восемь лет с Моше не разговаривал, потому что все разговоры с Моше были ради народа. Стоит обратить внимание, что Тора посреди книги Бемидбар делает скачёк, и от описания второго года от выхода из Синая в некоторый момент перескакивает к сороковому, как раз этот перерыв в тридцать восемь лет. Это значит, что народ безобразничал, Всевышний на него сердился, сердился, пока наконец не постановил, что всё это поколение должно вымереть в пустыне, и только следующее войдёт в Землю после греха разведчиков, и Он перестал с Моше разговаривать. То есть, тридцать восемь лет они кантовались, повторяя пройденное в первый год. Это и значит, что Моше получал для народа, что он сам по себе, как бы он не был велик, не представляет такого особого интереса. Не связано ли это с тем, что народ не сумел дослушать все десять заповедей, а они услышали из первых уст только две заповеди, и попросили Моше, чтобы он им передавал?  – Это вопрос очень тонкий, потому что Моше потом на них сердится за это, а Всевышний их хвалит за это. Во всяком случае трудно сказать, что грех разведчиков напрямую связан с тем, что они не слышали собственными ушами от Всевышнего всех десяти заповедей. Грех разведчиков это нечто другое и имеет прямое отношение к тому разделу, который мы будем читать в ближайший шабат.

Суть недель счёта омэра, заповеди счёта годов и  законов шмиты.

Можно сказать ещё только несколько слов о том,  что суть этого периода от Песаха до Шавуота – это подготовка к получению повышенной свободы. Мы уже не раз говорили о том, что суть праздника Песах – это выяснение отношений человека, народа Израиля, со временем. Можно теперь это расширить и сказать, что весь счёт омэра , все эти семь недель, являются выяснением наших отношений со временем, потому что задача человека, которая переложена на плечи народа Израиля – это реализовывать святость.  Что такое «святость»? По-русски это слово звучит несколько «затёрто», но слово «кдуша»  обозначает «отделение». Есть много разных слов в Торе, которые обозначают отделение. В начале шабата мы делаем «кидуш», а в конце шабата – «hавдала»; и то и другое – «отделение», только кидуш – это отделение вверх, а hавдала – это отделение вниз. То есть, святость – это отделение некого объекта от подобных ему, выделение его из однородного ряда и направление его связывания с источником, со Всевышним. Это и есть освящение, и наша задача освящать время, место, поступки. Можно сказать, что эта заповедь счёта омэра продолжает ту же линию, что заповедь шабат. Что такое шабат? Шабат, конечно, по святости абсолютно превосходит всё, что есть, святость этого дня не зависит от нас, это день отделенный и освященный с Неба, но тем не менее, у нас есть заповедь освящать его и своим поведением снизу. Ясно, что Тора совсем не случайно сказала, что счёт омэра надо начинать назавтра после шабата. Традиция нам здесь достоверно передаёт, что под шабатом здесь надо понимать первый день праздника Песах. Почему первый день праздника Песах называется шабат? Праздник, конечно. можно называть шабатом, он обладает неким подобным свойством, но тем не менее первый день Суккота, например, не называется шабатом. Праздник довольно регулярно называют словом «шабатон», поэтому «шабат» – это сравнительно не очень обычное употребление для праздника. В этом отрывке шабат на одной струне обозначает самые разные вещи:  первый день праздника Песах, неделя. Скорее всего надо понимать так, что Песах здесь называется шабатом потому, что он обладает тем же основным качеством. А именно, так же, как в шабат с нас спадает состояние плененности будничными занятиями, точно так же Песах – это наше освобождение от египетского рабства. То есть, шабат – это освобождение от рабства будничности, и можно сказать, что все семь недель, которые ведут от Песаха к Шавуоту, посвящены этой проблеме освящения времени, посвящены очищению канала связи со Всевышним. Если посмотреть следующий раздел «Баhар», который мы будем читать в ближайший шабат, то там есть очень похожая заповедь: нужно тоже считать семь раз по семь, но только уже не дни и недели, а годы.  И там вместо того, что здесь говорится во множественном числе –  «посчитайте»,  там говорится  в единственном числе – «отсчитай себе» (семь субботних лет и тд.). То есть , если сказано в единственном числе, то это значит, что заповедь дана всему народу в целом, и там это должен делать Бейт-Дин. Интересно то, что там, когда нам описываются законы шмиты – седьмого года, то с одной стороны, его называют субботним годом, и он похож по запрету работ, но он делает следующий шаг, а именно, он посвящен не только святости времени, но он уже захватывает святость места. Это очень короткий раздел, который редко читается отдельно, а обычно читается вместе со следующим разделом, так вот, весь этот раздел посвящен святости земли Израиля. Это совершенно отдельная и особая тема. 

(Как-то мне был задан вопрос о том, нет ли в недавно разработанной струнной космологической моделе связи с представлениями Каббалы? (Сегодня очень модно всё сравнивать с Каббалой). Поскольку в этой струнной моделе мир десятимерный, то на таких струнах, конечно всегда очень «приятно играть», десять – это число сильно выделенное. Можно (не особенно пытаясь серьёзно разбираться) подумать, поскольку имеется  такой факт, что время идёт с семёрками: семь дней; семь раз по семь; семь лет; семь раз по семь лет, то если к трехмерному пространству присоединить семимерное время, то как раз получится «десятимерный мир», и в этом «что-то есть»).

Поскольку мы коснулись счёта годов,  то в чём же главная суть законов шмиты?  В седьмой день недели мне запрещается воздействовать на физический мир, подчинять его и т.д. для того, чтобы  я понял, что я здесь не всё время командую, что иногда нужно скромно встать в один ряд со всеми сотворенными. В шмите есть безусловно похожий элемент, но когда семь раз по семь кончается и мы приходим к йовелю – пятидесятому году, то там получается гораздо более глубокая мораль, а именно, землю в Израиле невозможно продать насовсем, можно продать то количество урожаев, которое будет до юбилейного года, после чего земля возвращается к исходным владельцам, к той же семье. Это показывает, что мы в этом мире, на этой земле – гости.  Мы можем быть гостями желанными до тех пор, пока мы не начинаем хамить и вести себя, как хозяева. Это простая логика, когда гостеприимный хозяин хочет, чтобы ты чувствовал себя  в доме совершенно свободно, но как только ты станешь чувствовать себя полноправным хозяином, то тогда хозяину придётся уже указать тебе на дверь. Так было с Адамом в райском саду, когда Всевышний ему сказал: «Угощайся, дорогой, от всех деревьев ешь от души, но только от этого дерева не ешь», а он пошёл и от этого дерева поел. Если человек не забывает, что он в гостях, то всё-таки так хамски себя вести не следует. Один из примеров, когда одна из ярких руководительниц нашей системы просвещения из недалёкого прошлого приходит и говорит, что у нас уже нет нужды держаться за какие-то особые законы, у нас уже есть своя земля, и мы можем уже жить, как другие народы, то есть, это как бы означает, что Всевышний уже все Свои обещания выполнил и мы можем жить-поживать. Это очень просто, если посмотреть на вещи в большом ракурсе, то есть, что Всевышний нас вывел из египетского рабства при условии, что мы будем его рабами. А мы говорим, вот, Ты нас из египетского рабства вывел, всё в порядке, и мы уже свободны. Это, примерно, коротко разыгрывается сюжет сказки о рыбаке и рыбке, когда старуха хочет стать владычицей морской , и чтобы золотая рыбка была у неё на посылках. И в таком случае она остается у разбитого корыта, и нет третьего пути. Мудрецы сказали так, что тот, кто надевает на себя ярмо Торы, тот снимает с себя ярмо «дерех эрец» – «всех земных завязанностей», а тот, кто сбрасывает ярмо Торы, тот надевает на себя ярмо «дерех эрец». Что такое «дерех эрец» есть самые разные понимания в разных контекстах. По простому это понимается, как «путь по земле».   Ты можешь ходить по земле и понимать так, что всем управляют объективные законы и исторические закономерности, и политические связи и т.д.  И есть другой путь, когда через Тору можно «по блату» пользоваться другими каналами связи. При этом третьего пути не дано! Если ты хочешь «ходить по земле», то не жди тогда, чтобы ради тебя было задействовано какое-то особое управление.

Мы говорили, что эти дни, эти семь недель, это дни, которые ведут от частичной свободы к очень большой  свободе; мы говорили о том, что мудрецы называют три фактора, без которых человеческая жизнь никогда не идёт: время, место и желание.  И если я свое желание привожу в соответствие с желанием Творца, а понимающие люди говорят, что это и есть мое настоящее желание, потому что приближаться к Нему это и значит жить полнотой жизни, то тогда у меня есть возможность и обязанность освящать и время, и место. Если же я начинаю о себе понимать слишком много, то это является очень серьёзным препятствием, потому что тем самым я начинаю служить не Хозяину своему, а служить своему эгоизму, своему самолюбию, самомнению. С другой стороны, если у человека  пониженное представление о себе, то это тоже препятствие к получению Торы, и тот же рав Невенцель приводит такой любопытный эпизод про замечательного рава, который жил окола ста лет назад, рава Хаима Зоненфельда. Брат его написал ему, что не видит смысла продолжать заниматься Торой, потому что великого мудреца из него всё равно не выйдет. На это рав Хаим сказал ему: «Я ещё не видел ни одного продавца, который бы закрыл своё дело из-за того, что из него не получится Ротшильд».   Он приводит такую притчу про глупца и умного, которые видят висящий высоко хлеб. Глупец попрыгал, попрыгал и сказал, что хлеб, который висит так высоко, достать невозможно, и ушёл голодный. Умный же сказал, что если хлеб висит высоко, так это значит, что кто-то его повесил, и значит его можно достать. Если мне поручили заниматься Торой, значит как-то можно заниматься!