Сопоставление двух гор - горы Мориа и горы Синай.
В канун дня Йерусалима и за восемь дней до праздника Шавуот тема сравнения горы Синай и горы Мориа достаточна актуальна для того, чтобы над ней задуматься. Мидраш Раба к теме дарования Торы на Синае задает такой вопрос, который на первый взгляд поражает. Он спрашивает: "А гора Синай откуда пришла?" Рассказывают так, что Храмовая гора "пришла" и на ней происходило дарование Торы. Сопоставление этих двух гор в нашей истории вещь очень распространенная, и в мидрашах это обсуждается и, безусловно, такое сравнение напрашивается. Что же первым делом надо сказать про эти важные горы? Мы знаем, что на горе Синай фактически мы впервые появляемся, как народ, мы там родились, как народ, а гора Мориа - это самое святое место в мире. Для того, чтобы попытаться сопоставить их роли в жизни нашего народа, нужно посмотреть, какие герои Танаха являются главными действующими лицами на каждой из этих гор.
Ясно, что гора Мориа возникает в книге Берешит в связи с Авраамом. Она возникает не всегда под этим названием. Впервые мы встречаемся с Йерусалимом в той сцене (ее очень подробно анализирует рав Мордехай Броер), когда Авраам разгромил армию четырех царей и вернул Лота из плена и все имущество, и к нему навстречу выходит царь Сдома, который чудесным образом выбрался из глубокой ямы, где копали известку, и куда он угодил, убегая от этих четырех царей. В этой сцене Малки-Цедэк, царь Шалэма, служитель Бога Всевышнего, подносит Аврааму хлеб и вино, благославляет его, Авраам отдает ему десятину, а царь Сдома начинает свое "деловое предложение". Эта сцена очень кинематографична; при этом, ничего не сказано, откуда появился Малки-Цедэк. Здесь проявляется острота ситуации Авраама, который находится между двумя полюсами. Есть преуспевающий город Сдом, и царь Сдома предлагает Аврааму сделку. Он говорит: "Имущество забирай себе, а моих подданных возвращай". Эта "доброта" царя Сдома в наших глазах выглядит очень сильно подмоченной, потому что его право на трофеи, захваченные Авраамом, ни на чем не основаны.
По какому праву надо было бы такому "клиенту", как царь Сдом, возвращать то, что он потерял? То, что захвачено в войне, не подлежит возврату по любым законам нормального международного или внутринародного права, и естественно, что Авраам был законным владельцем этих трофей. Однако, царь Сдома знает, что Авраам - человек повышенной порядочности, поэтому он и предлагает такую "сделку". Аврааму сделано так или иначе, но все-таки позитивное предложение царя Сдома, а тут откуда ни возьмись появляется Малки-Цедэк, про которого мы знаем, что согласно устной традиции, это был ни кто иной, как наш предок Шем, сын Ноаха, который, по-видимому, из всех своих потомков последний удержал город под своей властью, когда все остальные земли уже захватили канаанские народы. Авраам должен теперь сделать выбор: взять у злодея или отдать праведному. Понятно какой он делает выбор - выбор в пользу этого города. Само название является характеристикой, свойством этого города, он называется Шалем, то есть - цельность и мир. Малки-Цедэк говорит, что здесь царит справедливость и прямота. Выбор Авраама является важным потому, что он не просто отказывается от предложения царя Сдома, но он объясняет царю Сдома очень ясно: "Ни нитки и ни ремешка не возьму у тебя, чтобы потом ты не говорил, что обогатил Авраама", потому что есть источники, из которых не стоит "обогащаться".
Вторая сцена, где гора Мориа названа по имени, это - когда Авраам строит жертвенник и исполняет заповедь поднять сына своего Ицхака на жертвенник. После того, как он вместо сына приносит в жертву барана, он дает этому месту имя, и имя это - "Всевышний усмотрит" - "hа-Шем йирэ". Поэтому, как мы знаем, название города Йерусалим в мидраше объясняется таким образом, что из уважения к Шему нельзя забыть имя Шалем, а из уважения к Аврааму нельзя не прибавить "виденье", и поэтому город получает на всю дальнейшую историю название Йерушалаим, то есть, это город, в котором соединяется цельность и мир и виденье. Виденье - это вещь очень важная, потому что Авраам говорит, что вот здесь "Всевышний усмотрит", а эту гору потомки будут определять другим названием: "Всевышний будет усмотрен" - "йераэ". То есть, это взаимодействие народа Израиля с Творцом получается двусторонним и взаимным. То, что "Он усмотрит", помогает таким образом объяснить всю эту очень напряженную сцену с попыткой принести сына в жертву. Объясняется так, что служение настоящему Богу отличается от идолопоклонства не тем, что мы еще сильнее, чем они, выражаем свою преданность Богу, поскольку идолопоклонники, как известно, на самом деле приносили своих первенцев в жертву, а Авраам сделал только такую попытку. То есть, различие здесь не в большей интенсивности служения, а в том что, где и как служить определяется не человеком, а Богом. В этом как раз - та основа, которая в этом месте заложена, и поэтому именно в этом месте должен будет стоять Храм. Удивительно то, что если это так ясно читателю даже в наше время, то как же такие люди, как пророк Шмуэль и Давид долго ломали голову над местоположением будущего Храма? Наверное, здесь есть конкурирующие соображения, не зря же после того, как Ковчег Завета, побывавший в плену, вернулся от пелистимлян, Шмуэль оставляет его в Кирйат Йеарим, и не возвращает. Это происходит еще до Шауля, и Шмуэль в то время являлся руководителем народа. Почему Шмуэль не возвращает Ковчег? Почему он не вернул Ковчег туда, где находился временно Храм? Очень простой и правдоподобный ответ такой, что это место было тоже вполне возможным кандидатом на избрание его, как места Храма. Понятно было, что это где-то в окрестностях Йерусалима, но где именно - непонятно.
Если мы посмотрим на сцену у горы Синай, то там "виденье" тоже играет существенную роль, и заметно перекликается со сценой "акедат Ицхак" в том, что, когда описываются аффекты, когда Всевышний открывается народу, то сказано, что гора объята пламенм, дрожит и т.д., и нарастающий звук шофара, и говорится, что весь народ "видит звук". Физики могут объяснить, что такое явление возможно, когда сильные акустические колебания могут приводить к оптическим эффектам. Хотя с этим и можно согласиться, но мидраш вряд ли был знаком с такими объяснениями и он толкует это совсем по-другому. Есть такое сопоставление, что это аналогично тому, как Авраам, который шел принести сына на жертвенник, на третий день поднял глаза, и он издалека "увидел" это место. Некоторые мидраши спокойно это воспринимают, и говорят, что он узнал его по приметам, но другие относятся более придирчиво и говорят, что ведь Авраам получил инструкцию: "Принеси его, подними на жертвенник на одной из гор, в стране Мориа, Я тебе скажу, на какой". Однако, сказано, что Авраам поднимает глаза, и говорит, что вот, подходящая гора. Получается, что это противоречит тому, что сам Авраам говорил, что "Всевышний усмотрит", и что именно Он определит место..
Поэтому, строго говоря, мы должны здесь видеть трудность: каким образом Авраам направляется приносить в жертву сына, не получив абсолютно точной инструкции от "начальства". Так не может быть! Поэтому объясняют так, что он "увидел", и глазами получил то "звуковое сообщение", которого он ждал. То есть, Авраам по дороге к этому своему последнему высшему испытанию находился в таком же возвышенном состоянии, как народ Израиля у горы Синай, и он воспринимал то, что обычно воспринимают ухом, через глаза. Считается, что в пророческом восприятии этой перегородки в состояниях "слышал-видел" вообще не существует. По поводу того, что евреи на Синае "видят звуки", можно привести из одного из арамейских переводов Торы - "таргум Йонатан", перевод этой фразы "весь народ видит звуки" как: "каждый в народе видит, как эти звуки воспринимаются каждым другим". Это представляется не таким уж необычным состоянием - просто человек воспринимает сам за себя, и видит, как люди, которые рядом с ним, воспринимают каждый по-своему.
Мы недавно слушали в психологической лекции, что то, что недоступно обезьяне, потому что у нее нет способности к дискурсивному мышлению, то доступно человеку, правда, с трудом. Как мне представляется, то что было на горе Синай, когда появилась у человека способность воспринимать сразу состояние шестисот тысяч человек, является еще большим чудом, чем способность воспринимать звуки глазом. Возможно, что именно здесь лежит самая глубокая точка того, что произошло при рождении народа Израиля: он родился, как народ, именно в тот момент, когда нам явно чудесным образом была дана, послана, такая способность: воспринять за себя и за каждого другого. Народ стал неким "единым организмом".
Если еще несколько продвинуться в сопоставлении того, что проявляется на одной горе и на другой, можно сказать, что Авраам после всей этой сцены с жертвоприношением Ицхака, когда ангел сказал ему "отставить" и все благополучно закончилось, Авраам слышит слова Бога (возможно, переданные через ангела): "Теперь Я вижу, что ты боишься Бога." Таким образом, Авраам "дослужился" до такой высокой похвалы, с которой в ряду многих других похвал начинается характеристика Ийова. Ийов, с самого начала безо всяких проблем среди прочих других достоинств - "боится Бога", а Авравму нужно было пройти через столько испытаний нарастающей сложности, чтобы получить такой аттестат, что он тоже боится Бога.
Можно немного напомнить эту сцену, когда евреи присутствуют при Божественном откровении на Синае, и они не выдерживают. Мы знаем, что за три-четыре дня до этой сцены второго числа месяца Сиван Моше был вызван ко Всевышнему, ему было поручено спросить у народа, готовы ли они принять Всевышнего в качестве своего Царя и исполнять Его Волю, и тогда, как сказал Всевышний : "Они будут у Меня народом-сокровищем и т.д." И весь народ ответил: "Все, что скажет Господь, сделаем". Моше возвращается к Богу передать эти слова, и там есть очень непростое место в книге Шемот. Моше передал Богу слова народа, на что Он говорит: "Хорошо, тогда Я на виду у всех буду говорить с тобой из густого облака, чтобы слышал народ, и тогда они будут доверять тебе". И дальше сказано: "И сообщил Моше слова народа Богу". Это трудно понять, потому что Моше пришел, и уже сообщил слова народа Богу, что же он еще передал, если все уже сказал до этого? Комментарий Раши говорит по этому поводу следующее. Раши обычно не сообщает с какой трудностью он "борется", но здесь очевидно, что он пытается объяснить, почему Моше два раза сообщает то, что сказали в народе, одни и те же слова? Моше передает Богу эти слова: "Все, что скажет Господь, сделаем". То есть, они сказали, что сделаем все, что скажет Господь, но не Моше, и, хотя Моше и большой человек, но мы хотим лично услышать от Господа. Непонятно, что бы было, если бы они этого не потребовали? Получилось бы так, что Моше стал бы говорить: "Я - Господь Бог"? То есть, первые две заповеди обязательно они должны были услышать от "Первого лица"! Итак, евреи настояли на прямом контакте с Господом, гора дрожит, шофар нарастает, они слышат звуки, и они говорят Моше, что лучше нам отойти в сторону, а ты будешь нам передавать. Мы не очень хорошо можем понять, как Моше реагирует субъективно на такое их поведение. Он пытается их удержать и удерживает их довольно интересно, он говорит: "Не бойтесь, Всевышний пришел со всеми этими аффектами для того, чтобы страх перед Ним был на ваших лицах". Получается так: "Не бойтесь, потому что это для того, чтобы бояться!". Евреи отходят, и мы не видим, в книге Шемот, как реагирует Всевышний на их поведение. Однако, в книге Дварим, когда Моше вспоминает эту сцену, он передает реакцию Всевышнего. Эта реакция совсем не такая, какую можно было бы ожидать, а именно, что Всевышний на них не сердится потому, что они еще молоды и не знают толком, чего они хотят. На самом деле реакция совсем другая, Бог говорит: "Я слышал все, что они говорили, и все, что они говорили - очень хорошо! Кто бы дал, чтобы их сердце всегда было в таком состоянии, чтобы они боялись Бога!" Талмуд, обсуждая эту сцену, говорит, что Моше сердится на евреев, а Высокое "начальство" одобряет, то есть, "все, что они просили (прямо или непрямо) - все хорошо". Как же тогда можно понять, почему Моше сердится? Есть мидраш, который говорит, что же, им было плохо учиться у Учителя, нужно обязательно у ученика учиться? Чем было плохо учиться из Первоисточника, ну, потерпели бы немного, хоть и страшно! Однако, Рабби Нахман из Браслова объясняет так (в пересказе его ученика), почему Моше сердится, и почему он сердится в книге Дварим, а не в книге Шемот? Он говорит так, если передать своими словами: "Вы - банда тупиц, куда вы смотрели? Бог говорит при вас: "Кто бы дал?", а вы не могли понять, что надо было сказать: "Ты дай! Ты же Всемогущий, так Ты и дай!" Мудрецы в Талмуде говорят на это, что "все в руках Неба, кроме страха перед Небом", а здесь Бог говорит: "Кто бы дал, чтобы они всегда боялись Меня!" Так как же можно попросить так, чтобы Он сделал, чтобы я Его боялся? Ответ такой, что попросить можно, потому что "кроме страха перед Небом" говорится в том смысле, что Небо не будет тебе навязывать, чтобы ты Его боялся, но если ты попросишь, то Он тебе поможет. Это, безусловно, блестящее объяснение, и единственная проблема состоит в том, почему Моше только сейчас сердится, почему же он раньше не сердился? Рабби Нахман говорит, что раньше Моше чувствовал, что если он способен находиться в таком состоянии, то евреи тоже способны. Это очень плохо связывается, как с мидрашами, так и с фактической стороной дела. Моше не только потом оказался очевидцем того, что евреи упали со своего высокого уровня, но Бог ему заранее это сообщал довольно ясным намеком: "Не волнуйся, все еще будет плохо!". Этот центральный мидраш стоит рядом со знаменитым мидрашем о том, что когда Моше вывел народ из стана навстречу Всевышнему, и народ встал под горой, то Всевышний поднял над ними гору, и сказал: "Принимайте Мою Тору - хорошо, но если нет, то будет вам сейчас тут крышка". И все сказали: "Хотим, принимаем Тору". Это первое в еврейской истории "добровольно - принудительное" мероприятие. Это - знаменитый мидраш, который обсуждается в Талмуде.
Таким образом, слова "Моше рассердился" - обсуждаются комментаторами по-разному. Один мидраш говорит, что он рассердился из-за того, что эти евреи такие нетерпеливые, им нужно обязательно спуститься на более низкий уровень, они не могут учиться у Учителя, у Самого Всевышнего, а им нужно учиться у ученика. Другое объяснение рабби Нахмана, что он рассердился оттого, что они упустили случай попросить Божественной помощи в том, чтобы было так, как Он хочет, а Он хотел бы, чтобы их сердце всегда было в таком состоянии - состоянии "страха перед Всевышним". Всевышний говорит это в сослагательном наклонении, что само по себе является поразительным фактом, который через себя показывает нам все устройство мира. Знаменитая софистская проблема: "Если Бог всемогущий, то может ли Он сделать такой камень, который Он Сам не сможет поднять?", в Торе твердо решается так, что Он "сделает человека". Бог ставит задачу, которую по определению Он не может Сам решить, потому что человека невозможно сделать "снаружи" без того, чтобы он сделал себя изнутри.
Ответ на вопрос:
Если Всевышний выражает такое пожелание, то могу ли я сказать: "Вот Ты и сделай"! - Если представить себе это, как игру отца с сыном в шахматы, когда сын еще не очень твердо знает ходы, а отец говорит: "Как бы сделать так, чтобы сыграли в ничью?" Казалось бы, что это совсем не трудно, но это - не игра, потому что надо учить сына играть! Поэтому вопрос остается на месте: можно ли в принципе, не нарушая "заданных правил игры", попросить, чтобы отец сделал с сыном ничью? Вопрос никак не страдает, если его вывести не из этого места, а из другого. Здесь не получается никакого замкнутого круга. Если Бог говорит: "Кто бы дал?", то это означает, что Он Сам не имеет возможности это сделать. Талмуд говорит: "Может ли человек просить Бога сделать, помочь человеку, чтобы он боялся Бога?" Ответ далекий от тривиальности такой, что да, может! Тот факт, что Небо не принуждает меня бояться Его, не означает того, что, если я попрошу, то мне не помогут. Это совершенно новая, более тонкая структура этого утверждения.
Связь горы Мориа с Йерусалимом, Давидом, войной с Амалеком и днем Йерусалима
Надо отметить, что гора Мориа и Йерушалайм, конечно, связаны не только с личностью Авраама, но и, безусловно, с личностью царя Давида. Известно, что Давид всю жизнь мечтал построить Храм. Они сидели вместе со Шмуэлем, и, как говорит мидраш, это была единственная ночь, которую они провели вместе, когда Давид, убегая от преследований Шауля, ищет защиты у Шмуэля. Поразительная вещь, Шмуэль не говорит Давиду ни одного ласкового слова, но по мидрашу они просидели всю ночь, вычисляя, где то место, которое Всевышний по-видимому выберет для Храма. Давиду не дано было построить Храм, но по крайней мере ему было открыто это место, ему было велено купить это место, он построил там жертвенник, и много еще чего сделал. Любопытно то, насколько грубая реальная еврейская история не случайна. А именно, день освобождения Йерусалима приходится всегда на тот день счета омэра, который называется при определении сферот - "хесэд ше-бе-малхут", то есть, это начало оболочки Давида, корнем которой является Авраам; это корень Авраама в царственном качестве Давида.
В связи со словом "увидеть" отмечают следующее. В сцене с "акидой" слово "видеть" является ведущим. Это более или менее "новомодное" средство исследования текстов Танаха, когда находят там ведущие слова, которые в данном тексте встречаются семь раз или в числе, кратном семи. Так вот, в "акиде" слово "видеть" встречается семь раз, и оно же семь раз встречается в сцене избрания Давида царем. Это совершенно поразительно, и это не просто случайно, а это по-настоящему и технически и биологически ведущее слово.
Относительно "дня Йерусалима" можно сказать следующее. Рав Неменцов, один из самых серьезных учеников рава Шломо Залмана Оэрбаха, говорит так, что Йерусалим не разделен между коленами, и хотя он лежит на пересечении колен Беньямина и Йеhуды, но тем не менее, по всем мнениям сама территория Храмовой горы исключена из коленных владений, а они вместо этого получили другой кусок такой же площади. Давид купил этот "горэн" - "гумно" у Аравена Йевусея на деньги, которые были собраны поровну со всех колен. Очень важно, что это место объединяет всех евреев. Йерусалим является вершиной святости Земли Израиля. Мы знаем об уровнях святости: земля Израиля выделена из всех земель; города, обнесенные стеной, выделены из них; Йерусалим - из них; затем - Храмовая гора; и так до Святая Святых. Таким образом, получается, что Йерусалим, который является вершиной святости, объединяет весь народ Израиля.
Как мы видели, стояние у Синая тоже объединяет народ в каких-то дополнительных смыслах. В каких же именно смыслах? Можно, предположительно, сказать так, что гора Мориа связана с праотцами нашего народа и с царем Давидом, а гора Синай связана с нашими величайшими пророками - с Моше и Элияhу. Интересно то, что Элияhу свою знаменитую сцену свидания с Богом проводит, по крайней мере согласно мидрашу, как раз в той самой пещере, где Всевышний закрывал Моше и говорил, что в лицо ты Меня не увидишь, и показал ему только узел головных тфилин. Есть дополнительные вещи; говорят: "наследие отцов" и "Тора Моше". На Синае добавляется внутреннее содержание Торы, без которой у нас нет внутреннего стержня, а гора Мориа символизирует то наследство, которое мы получили от Отцов.
Мы знаем, что исправление мира, которое является нашей задачей и заботой, для чего и избран народ Израиля, это исправление должно привести к тому, чтобы из мира, из-под неба было начисто стерто присутствие, память Амалека; Амалек - это корень Эсава. Первая война с Амалеком происходила вскоре после рассечения моря, незадолго до прихода евреев в пустыню Синай. Эта война совершенно необычная, когда Амалек нападает, и Моше поручает Йеhошуа собрать народ, и говорит, что он будет завтра стоять на вершине холма. "Завтра" - это одно из мест Торы, где непонятно, относится ли это к тому, что перед ним или после; с Амалеком мы всегда воюем "завтра". По-видимому, подражая мидрашу, рав Неменцов рассуждает так. В книге Шмот это слово "холм" стоит с определенным артиклем - "hа-гива", и это означает, что имеется в виду определенный холм. Конечно, можно понять, что это - гора Мориа. То есть, холм, на котором стоял Моше и дирижировал войной, это была та самая гора Мориа, которая "прибыла" в это место по поводу такого важного события. Есть некоторые "упражнения" с гематрией, которые дают удивительные результаты. Так, слова "рош hа-гива" имеют гиматрию пятьсот восемьдесят шесть, равную Йерушалайму. Рав Неминцов от имени рава Нахума Перцовича передает следующий "простенький" расчет. Он говорит так, что прибыли в пустыню Син пятнадцатого числа месяца Ийар, и у них кончилось тесто, и на следующий день, шестнадцатого числа начал выпадать ман, это было в йом ришон, воскресенье, потом в йом шиши выпала двойная доля, в шабат ман не выпадал, но некоторые пошли собирать и т.д. На следующий день они пришли в Рефидим, то самое место, где произошла скандальная история с водой и где воевали с Амалеком. Возникает вопрос, в какой день недели они воевали с Амалеком? Это очень принципиальный вопрос, но это не написано. Однако, есть мидраш, который говорит, что Моше остановил солнце во время войны с Амалеком, и в мидраше эта тема очень устойчивая, хотя это и не написано в Торе. То есть, можно полагать, что Йеhошуа был не первым, кто остановил солнце во время войны. Йеhошуа остановил солнце для того, чтобы успели добить врага до наступления шабата, поэтому логично предположить, что и Моше сделал так по этой же причине, то есть, что это был эрев шабат. Тогда получается, что эта война с Амалеком происходила двадцать восьмого числа месяца Ийар - в день Йерусалима. Тогда получается все нормально, что война с Амалеком была при горе Мориа двадцать восьмого ийара. Можно сказать, что этот факт для дня Йерусалима очень подходящий и приятный.
Ответ на вопрос:
Почему надо считать, что на горе Синай мы получили "дополнительный смысл"? - То, что на горе Синай мы получаем нечто, что необходимо добавить к свойствам, полученным от Праотцов, это - очень естественно. Мы обычно в сидуре, в молитве определяем праздник Шавуот, как "Время дарования нашей Торы". Однако, мы прекрасно знаем, что на Синае произошло нечто гораздо более глубокое, чем дарование Торы, а именно то, что народ заключил навеки союз со Всевышним. Удивительно, что этот день определяется, как день дарования Торы, а не как день Божественного откровения и т.д. Мы знаем, что между Рамбаном и Рамбамом есть очень основательный спор по поводу того, есть ли отдельная заповедь "помнить сцену стояния у Синая". Рамбам не включил эту заповедь в число шестисот тринадцати заповедей, но Рамбан настаивает на том, что это отдельная и очень важная заповедь, и он указывает, что это следует из книги Дварим.
Разные аспекты "важности подготовки".
Стоит напомнить мидраш, который мы уже обсуждали, к словам Всевышнего, когда Он сказал: "Все, что они сказали, - очень хорошо". Этот мидраш очень странный. Обычно мидраш излагает все в такой простоватой манере, что иногда можно не заметить, что там содержится глубина. Так что же говорит мидраш по поводу этих слов Всевышнего? Есть спор у мудрецов, что такое "hейтиву"? Вроде бы ясно, что это означает, что они "хорошо сказали". Но один говорит, что то, как вели себя евреи, было, как подготовка светильников к миноре в Храме, а другой говорит, что это, как подготовка благовоний в Храме. Надо сказать, и особенно это заметно проявляется в hалахе, что подготовка к исполнению мицвы важнее, чем сама мицва. Это поразительное свойство подхода hалахи. Например, в гемаре Песахим в мишне говорится, что все карбанот, которые принесены в нечистоте, нельзя есть в нечистоте. В нечистоте нельзя есть карбанот! Однако, исключением является карбан Песах, который принесен в нечистоте, и его можно есть в нечистоте. Почему? Мудрецы в Талмуде объясняют, что это потому, что вся суть Песаха - для еды. Задается вопрос: неужели еда в Песах - это самое главное? Это совершенно не так, потому что человек, который не принес карбан Песах злонамеренно, получает страшнейшее наказание - карэт, однако, тот, кто не съел карбан Песах, и он тем самым не выполнил положительную заповедь, однако, он никакого наказания за это не несет. То есть, то, что самое главное - это вовсе не то, что самое строгое. Получается, что самым строгим элементом в такой цепочке является не то, что названо главным. Такой же пример с зажиганием миноры в Храме. Мы знаем, что здесь есть очень важная hалаха, что подготовка свечей - это обязательная часть служения в Храме; это может делать только коhен, но зажечь может и посторонний. Но ведь вроде бы самое главное - зажечь светильник! Однако, суть работы - это подготовка. Мы слышали так же от рава Раппопорта, что и во всем шабате самым главным является подготовка к нему.
По этому поводу говорит рав Шломо Фишер, что когда мы в Пасхальной агаде говорим (и поем) - "Дайену", то там есть такие слова: "Если бы Он привел нас к горе Синай и не дал бы нам Тору - для нас это было бы достаточно". Почему же это могло быть достаточным? Серьезное объяснение здесь такое, что само свидание со Всевышним - это уже тоже некое достоинство. В свете того, что мы говорили о том, что подготовка оказывается главнее, чем само исполнение сути, мы усиливаем необычайным образом эту мысль. Если бы Он нас подвел к горе Синай и даже не дал бы нам Тору, нам достаточно было бы этого не потому, что мы обойдемся малым, а потому , что это - главное! Получается так, что подготовка к дарованию Торы, приближение к горе Синай, приближение с Славе Всевышнего, которую мы видим "из окна" - это самое главное. А Тору в конце концов можно передать через посредника. Таким образом, подготовка на самом деле по сути дела несет в себе главное. Трудно сказать, можно ли по ступенькам песни "Дайену" уйти так далеко назад, и попробовать понять, что самое главное - это египетское рабство, в котором уже было заложено все остальное. Конечно, пока такого рассуждения нигде не встречается.
Как мидраш понимает поведение евреев у горы Синай, когда они сказали: "Отойдем"? Как это может быть похоже на подготовку нерот? - Ответ заключается в том, что они сказали, что самое главное мы уже сделали: мы приблизились, мы уже как бы "подготовили свечи", а ты, Моше, можешь быть посланцем и за нас получить Тору. То есть, их осторожность связана с тем, что самое главное мы сделали: если бы мы не приблизились, не столкнулись вплотную со Славой Всевышнего, то мы бы, действительно, упустили весь смысл жизни. Теперь же мы увидели нечто, что заставляет нас отойти. Ведь они на самом деле рисковали жизнью, мы знаем этот знаменитый мидраш про то, что как только Всевышний начал произносить Десять заповедей, то эти слова Торы вернулись и сказали: "Куда Ты послал меня, я - Тора жизни, а они все мертвы". И тогда Всевышний посыпал росу воскрешения, и они воскресли, потом все повторялось несколько раз при новой порции слов. И тогда они сказали: "Отойдем". Они почувствовали себя неготовыми к этим "упражнениям". Популярная каббала описывает, что действительно, это было нетривиальное состояние. К началу этого разговора со Всевышним они уже поднялись на очень высокий уровень, они вернулись к тому состоянию, в котором находился Адам в райском саду до греха; на языке каббалы это - сорок девятая ступень чистоты (как есть сорок девятая ступень нечистоты). Эта ступень определяется, как "меейн hа-олам hа-ба" - "наподобие грядущего мира". То есть, материальный мир существует, но он в качестве "декорации"; главная суть уже дух. И когда они начали слушать Десять Заповедей, то они начали подъем к пятидесятой ступени, на которой никто никогда не бывал, даже Моше. И переход к этой ступени вызвал такой "колебательный режим" - умирания и воскрешения. Евреи почувствовали, что они не готовы к этому, они "не тренировались". Бог это понимал, что они очень хотели взлететь, но они не подготовились, и пусть они лучше "постоят в стороне". Теперь, эта осторожность в свете этого мидраша и интерпретации рава Шломо Фишера выглядит так, что она одобряется, потому что эта осторожность была после того, как они уже сделали самое главное - подготовку.
Второе сравнение мудрецов, интерпретирующих слова Всевышнего, сравнение с подготовкой благовоний в Храме, объясняет, почему они не хотели учить из уст Учителя? Разве не лучше учить от самого большого авторитета, чем от "второсортного" репетитора? Тут приводятся слова из Притчей Шломо. Это - та знаменитая просьба, которую каждому надо хорошо прочувствовать. Он говорит: "Не дай мне бедности и не дай мне богатства. Не дай бедности, чтобы я не опустился и не крал, и не дай богатства, чтобы я не "взбрыкнул" и не сказал, бы: "Кто такой - Всевышний"". Виленский Гаон и некоторые другие авторитеты говорят, что речь идет о мудрости, то есть, как бедность мудрости нехороша для человека, так и богатство мудрости для человека опасно. То есть, нельзя "хватать" уровень, который для тебя слишком высок. На языке мидраша мудрецы говорят так, что лучше здание в десять локтей, и оно стоит, чем в сто локтей и оно падает. Избыток масла гасит свет, и если человек не готов, то ему грозит то, что он сломается. Эта опасность есть в любом богатстве, в том числе, и может быть, в первую очередь, в богатстве мудростью. И народ Израиля боялся забираться слишком высоко. Мы видим, что они боялись не зря, потому что даже то, что они на себя приняли, оказалось им не под силу. Они сказали: "наасэ ве-нишма" - и в очень скором времени сделали тельца. И здесь возникает очень серьезный вопрос, как объяснить, что даже это превосходило их уровень? В Гемаре описывается такая сцена, когда большой мудрец сидит и учит Тору (а в Торе бывают трудные места, особенно для хорошо понимающих), и он под себя подложил руки и с такой силой давит на них, что у него из пальцев выступила кровь. И некий скептик, копающий в корень, говорит: "Вы народ поспешный, зачем вы поставили рот впереди мысли? Надо было сначала посмотреть, понять, под силу ли вам то, что вы на себя берете, а вы сказали сразу: "сделаем", даже не зная о чем идет речь. Как же вы могли заранее, вслепую подписать такой "вексель", что вы все сделаете, даже то, что понадобится впредь? Разве можно так заниматься Торой, как ты, и раздавить себе пальцы до крови? Получается, что этот "скептик" прав, и как с этим быть? Коротко говоря, почему, действительно, когда евреи почувствовали, что они не справятся, что они боятся, то они отошли? Если применить это второе сравнение с подготовкой благовоний, которые не портятся целый год, они хотели иметь что-то устойчивое, реальное. Однако, почему же они прямо не сказали Моше: "давай нам чего-нибудь по-проще"? Допустим, что вчера они сказали, не подумав как следует, тогда надо было бы сейчас, во время этой сцены спохватиться и немножко снизить планку. Это очень серьезная проблема. Рабби Нахман так объясняет, почему Моше сердится на евреев? Он сердится потому, что если вы чувствовали, что вы не сможете остаться в таком состоянии страха перед Богом надежно, устойчиво, надолго, то хотя вы и дали такое обещание, когда, допустим, не знали еще, что случится, вы должны были в тот момент, когда вы почувствовали, что не сможете выдержать, просить помощи о скидке и пр. Именно поэтому Моше и сердится. Спрашивается, нельзя ли было выбрать обязательства, которые были бы точно по силе? Скорее всего ответ должен быть таким, что человек, по-видимому, всегда загоняется в такое состояние, когда ему следует сделать больше, чем в его силах. Поэтому, сколько ни понижай планку, соответственно будут прнижатьтся и возможности. По поводу того, что евреи говорят Моше: "Ты слушай, а мы отойдем в сторонку", Магид Дубна приводит такую притчу о двух нищих. Один другого спрашивает: "Ты что больше любишь: коротенькую вермишель или макароны?" Тот отвечает: "Конечно, я люблю макароны, потому что можно набрать много, они свисают, и не ограничены одной ложкой". А первый говорит: "А я предпочитаю мелкие, потому что в этом случае точно знаешь, что то, что у тебя в ложке, - это твое, а если ты набираешь слишком много макарон, то очень часто ложка оказывается пустой". И это соответствует талмудическому правилу: "схватил много - не схватил". Если так, то сыны Израиля правы в том, что они говорят: "давай мы отойдем в сторонку, но по крайней мере это у нас останется так же, как сохраняется целый год запах благовоний.
Пока остается без ответа поставленный вопрос: "Почему евреи оказались загнанными в такое состояние, что они приняли на себя повышенные обязательства?" Бывает, что человек погорячился, проигрался, пообещал чего-то, но здесь целый народ находился в таком вдохновленном состоянии, почему же они не смогли проявить трезвость? Есть знаменитые слова, которые цитируются в мидрашах по разным поводам: "Открой рот, и Я наполню его". В мидраше это толкуется, как способность призносить то, что надо. Есть такая очень важная наука мидраша, он говорит: "Не говорят о бедности в том месте, где богатство". Мы не наводим "режим экономии" на царский дворец - там, где царский дворец, тем более, Храм Всевышнего, там мы не говорим о бедности. Возможно, это как раз ключ к пониманию того, что произошло на Синае. В Талмуде в трактате "Бейца" говорится так. В чем смысл того, что Тора дана в шабат? шабат отличается от праздников тем, что шабат целиком спускается Сверху. В праздник мы говорим: "освящающий Израиль в выделенные времена". В шабат же мы про Израиль ничего не говорим, потому что от Израиля ничего не зависит: шабат спускается Сверху. Вопрос, который задает и Рамбам и Рамбан: "Чем народ заслужил такого уровня пророчество, до которого они дошли на Синае?" И отвечают так, что это было сплошное откровенное чудо. Вот такой "простой" ответ. Если чудо - то "открой рот и Я его наполню", если чудо, то невозможно соизмерять свои силы! Однако, из-за того, что дарование Торы произошло без нашего усилия, а было даровано Сверху, из-за этого оно не обладало качеством устойчивости. Этот "порок" заложен с самого начала, заложен Сверху. Сколько бы мы ни проявляли осторожности, сколько бы я ни экономил тот капитал, который свалился ко мне чудом, он все равно не обладает этим качеством устойчивости. Поэтому в Гемаре "Бава Кама" говорится, почему про первые Скрижали не сказано слово "тов" - потому что им предстояло быть разбитыми, и тогда Тора пресеклась бы из Израиля. Как мы видели, они разбились, а Тора не пресеклась. Но это именно потому, что там не было написано слово "тов", как "знак качества", который поставлен Творцом. Получается, что Всевышний знает, что они будут разбиты и не пишет на них "тов", а про вторые, которые поскромнее, на них пишется "тов". Это - не объективный показатель, а это то, что соответствует моему уровню. У Первых Скрижалей был слишком высокий уровень, чисто небесный, он не соответствовал Израилю, и они разбились. Они не могли не разбиться точно так же, как Адама не могли не выгнать из Райского сада. Гемара прямым текстом в трактате "Авода зара" пишет, что грех золотого тельца и разбиение первых Скрижалей были запланированы заранее. Так это "ведется" в этом мире, так Всевышний устроил. Ребенка в утробе матери учат всей Торе, потом его ударяют по губам, чтобы он забыл. Педагогика такова, что первым делом должно быть дарование из доброты, дарование задаром; безо всяких заслуг даруется нечто совершенное. После этого непременно следует падение, разбиение, отнятие, и устойчивым будет только то, что добыто тяжелым трудом. Надо сказать, что этот первый урок был не совсем напрасным потому, что это очень важный принцип педагогики, который надо знать каждому учителю. Это прекрасно понимали китайские педагоги, когда императору не предлагали никогда ничего нового. Ему напоминали то, что он знал и позабыл. Так вот, и здесь "первый урок" привел к тому, что ты теперь повторяешь то, что знал раньше, а не завоевываешь с самого начала. С одной стороны, это меньшее усилие, а с другой стороны - это большее стремление. Мудрый Пушкин сказал: "Труден первый шаг и скучен первый к нему путь". Поэтому как бы исчезнувший без следа первый опыт привел к тому, что это уже не первый шаг и не первый путь. Был такой замечательный человек Генрих Саколик, физик - теоретик, которого я впервые увидел на какой-то конференции, и это был - поэт, который говорил о "дебрях" высшей математики; он уехал в Израиль потом, и писал здесь стихи. Одно из его стихотворений - о детях гроссмейстера. Все думают, что дети гроссмейстера выделены тем, что они получили от отца такие способности. И он говорит (в стихах), что это совсем неправда, а эти дети выделены потому, что гроссмейстер позволяет им взять "ход обратно". Можно предположить, что может быть и иное объяснение, что дети гроссмейстера имеют то гигантское преимущество, что у них есть семейная память однажды завоеванного.
Из всех уроков этих дней: дня Йерусалима, дня дарования Торы, мы безусловно выводим, что единственным путем реализации задачи, которую мы на себя взяли, и возвращения к нормальной жизни, является живое единство народа Израиля . В разделе "Бехукатай" - довольно тяжелом разделе, который мы читали вчера, есть такая фраза: "И будут владычествовать над вами ваши ненавистники". Раши, ссылаясь на мидраш, говорит так, что я не восставлю ненавистников иначе, как из вас и среди вас (Он это писал тысячу лет назад!), потому что другие народы посягают только на то, что у Израиля снаружи, а свои враги выведывают то, что спрятано глубоко внутри (он не знал про наблюдение с воздуха за каждым караваном, который ставится). Это - одно из тяжелейших проклятий, которое проистекает из того, что мы теряем связь с корнем жизни, а корень жизни - это две вещи: корячиться и изо всех сил трудиться над Торой; и пытаться видеть, как другой воспринимает. Сложно сказать, какая из этих задач труднее.
Ответ на вопрос:
Почему они не могли рассчитать свои силы? - Они не могли рассчитать свои силы, потому что они были в состоянии чуда: их привели "в гости" к Царю. Когда человек совершенно неискушенный попадает в царский дворец, то он там "не ориентируется".
Ответ на вопрос:
Какова этимология слов Синай и Мориа? - В мидраше слово Синай происходит от слова "ненависть". Из-за того, что мы избраны на Синае, мы пробуждаем ненависть окружающих народов.
Ответ на вопрос:
Можем ли мы сегодня опознать Амалека, и каким образом? - Нам для этого надо "ждать" пророков, потому что никаких правил нет. Есть признаки: если человек бескорыстно ненавидит Израиль, если это не средство, а цель, то это довольно ясный признак того, что он из мира Амалека (он может ненавидеть евреев даже в ущерб себе). Одна из наших самых страшных бед, что евреи тоже заражены этим, что мы ненавидим сами себя.