Павел Гольдштейн.
МИР СУДИТСЯ ДОБРОМ

К оглавлению

НА ПУТИ К ИСТИНЕ

Нет ничего удивительного, что в холодном мире гибельных заблуждений, люди, околдованные ложью и пороками, чьи отношения покоятся на глубоко пош­лых основаниях, очень далеки от истинного «я» в человеке, от того чувства привязанности и подлинной любви, которые лежат в самой крови, в самом факте рождения человека.

При шаткости своего разума, такие люди лишены возможности отличать и в себе самих, и в окружающем их мире слово живой действительности от фальши, от химеры слов.

Конечно, нужно много сил, чтобы оградить естественное дыхание жизни, хотя этого снаружи весьма «функционально респектабельного», а в существе своем до краев переполненного нечистотами мира, и от всех этих молодцов, повсюду ищущих для себя пользы и подавляющих в себе основные требования божест­венной природы и долга, и от всех этих мужей отлучившихся от своих жен, и от всех этих жен, отлучившихся от своих мужей, и еще от очень многого, оскверняющего живую душу толстым слоем чудовищного равнодушия ко всему.

А здесь, «когда суды Твои совершаются на земле, тогда живущие в мире на­учаются правде»1, тогда человек начинает осознавать, что в нем есть, и проверя­ется каждый из нас на пути к истине. И то, к чему мы идем, не может быть от­менено никакой злобой врагов и отступников.

Брызгают враги и отступники грязью в мудрейшие установления мудрецов Талмуда, с ехидством рассуждая о предметах, совершенно им незнакомых и абсолютно недоступных их пониманию. У этих безумцев своя логика, свой бог, своя традиция величайшей лжи, направленная против нравственного мира, пре­бывающего в духе Торы. В бессмыслице и нелепости неприкаянного существо­вания, они не способны понять глубочайший смысл талмудических граней, определяющих меру природного влечения личности, постигающей Закон мыслью, чувством и исполняющей его посредством своей воли и действия.

Как много в этой жизни трудно было бы разглядеть, если бы преемники Эзры - «Люди Великого Собора» (Анше Кнесет-а-гедола) и следующее за ним поко­ление «Зугот» (пары), и среди них Гиллель и Шаммай, и их ученики - поколения Танн. и среди них рабби Акива и, наконец. Иегуда га Наси (Рабби), пред­принявший великий труд собирания законоположений и мнений мудрецов в Мишну, в своем анализе и в синтезе, в своей способности к широким обобще­ниям разбираемых всевозможных явлений, не приблизили бы эти явления к раз­уму и сердцу людей посредством ярких афоризмов, чтобы каждый, не извращен­ный ложью человек, мог бы воздержаться от запретного, от греха в общине, ясно понимая, что он не должен делать другим того, чего он не хочет, чтобы делали ему. Живущим теперь в атмосфере, оплодотворенной духовной работой иудейской мысли, нетрудно убедиться, как много создано величественного этой мыслью, направляющей нашу волю к служению и послушанию. «Храните же и исполняйте закон, ибо это мудрость ваша и разум ваш перед глазами народов» - сказано в Священном Писании.2 Нашему уму и сердцу в этом служении и послушании принадлежит, безусловно, активная роль. Но особенно важным при этом представляется утверждение, что "только тот утвердит слова Уче­ния, кто станет рассматривать себя как ничто»,3 то есть те, у которых объ­ективная истина обратится в субъективную и живую, у которых идея сольет­ся с личностью в гораздо более широком значении того, что различается от наших субъективных переживаний в их фактической наличности, то есть от на­ших ощущений и восприятий, от наших желаний и мыслей, от наших понятий и суждений, -  как нечто данное независимо от них, - как то святое место души, в котором транссубъективное отождествляется с трансцендентным. Это и есть, очевидно, то, что наиболее отражает Высший Замысел, что определяет меру природного влечения личности, постигающей Закон мыслью, чувством и исполняющей его посредством своей воли и действия. Это и есть ключ ко всему творчеству наших мудрецов, которые «всем сердцем и всею душою» «изучали заповеди во имя их Заповедавшего, не делая из них венца, чтобы тщеславиться им, ни заступа, чтобы копать им».4

Творец Превечный посеял Закон в их сердцах, и принесен великий плод феноменального проявления огромных познаний Закона в виде сочетания Мишны с Гмарой (Иерушалми) и той же Мишны с Гмарой (Вавилонской). Нравственный порядок, вошедший в сферу права, находящегося на высшей ступени человече­ского воззрения, воспитывает нас, захватывает всю нашу жизнь, колоссальную действительность нашей жизни, создает хорошую правдивую жизнь вместе, в чистоте человеческих отношений, в деятельном преодолении эгоизма в пользу ближнего, во врачевании любовью, добротой и доброжелательством нанесенных судьбою ран, внутренне упорядочивает творческий процесс воспитания детей сверхвеликими примерами жизни наших праведников, представляющих собой коллективную совесть народа, великий его дух, «ибо в народе, как целом много любви».5

Приходит, подчас задним числом, сознание того, что чудесное рядом с нами, в каждом из нас, в жизни близких и близкого нам, что чудесное сейчас живет и действует рядом со мною. Мы оказались на той высоте, откуда открываются безграничные горизонты. Разум и чувства здесь слиты в одно целое. В целом много любви. «Ангелы, как говорят нам мудрецы, называются «товарищами», ибо их не разделяет ни зависть, ни нерасположение, а потому они и живут в тесном между собою единении». Возникают образы. Возникает образ праотца на­шего Яакова, который ведь «не с 70-ю «душ» в множественном, а «душою» в единственном числе пришел в Египет, дабы поняли мы, что «единой душою должны были быть люди, как один Бог»6. Нет надобности доказывать, что это и есть святая святых истины.

«О, нет, возразят иные, - истина является знаменем всех бунтовщиков».

Что ж... не спорю, ибо ведь «заповедал Господь Бог человеку, говоря: от вся­кого дерева сада можешь есть; а от древа познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него смертью умрешь».7 Адам не хотел пе­редать Еве те самые слова, которые сказал ему Господь, но он ей сказал так: (Бытие 3; 3) «только плодов дерева, которое среди сада, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы не умереть вам». В тот час нечестивый змей замыслил в сердце своем: так как я не могу соблазнить Адама, пойду, соблазню Еву. Он пошел, присел к ней и долго с нею беседовал. Он ей сказал: «если ты го­воришь, что Господь запретил нам касаться, то смотри, я касаюсь его и не уми­раю, и ты, если коснешься его, не умрешь». Что сделал нечестивый змей в то время? Он встал, схватился за дерево и начал шатать его так, что плоды попадали на землю. (Некоторые говорят, что он вовсе не дотронулся до дерева, ибо лишь только дерево увидело его, оно закричало на него: «нечестивый, нечести­вый, не касайся меня», что видно из стиха (Псалм 36; 12): «Да не наступит на меня нога гордыни и рука нечестивых да не поколеблет меня»).

А что было причиной этому прикосновению? Ограда, сделанная Адамом для слов своих. На этом основании сказали: если кто делает ограду словам своим, "нельзя устоять в словах своих».8Вот она - грань истины, о которой человек не знал и не узнал ничего, кроме ощущения стыда, потребности прикрыть наготу своего тела после того, как коснулся запрещенного плода и вкусил его.

Эта тема слишком вечна, слишком глубока и неисчерпаема, чтобы утратить веру в возможность объяснить себе многое. Есть великая опора в том, что как в физическом, так и в нравственном мире, состоящем из ряда противоположно­стей, находящихся между собой в борьбе, но умиротворяемых и уравновешиваемых Творцом Превечным, проступает с полной очевидностью особое служение Израиля, которое знаменует собой подъем к истине. И в этом служении, дарованном Израилю, нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье. «Израиль, читаем мы в «Кузари», занимает среди народов такое же место, как сердце среди органов человеческого тела, ибо сердце наиболее по­двержено ощущению боли, наиболее чувствительно ко всем переменам настрое­ния: - гневу и любви, страху и мести, и пр.».9 И тут нужно сказать, что выражение «всем сердцем и всею душою» - есть акт сознательной воли, естественное влечение того, что ассоциируется в нашем сознании с неделимым, обнаружива­ющим  себя  в  чистоте своих  побуждений,  во влечении  к Создателю, чтобы слиться с Его светом. Глубокая осознанность дарованного нам служения обогащает все возрастающим содержанием. Мы на подъеме, но подъем здесь не в «прометеевской отваге», не в поступательном движении с возвратом к исходной точке, когда Прометей, сбрасывая с себя цепи, которыми был прикован к скале, возлагает эти цепи на то человечество, которое некогда хотел облагодетельство­вать.

Маймонид говорил, что «шествуя по пути мудрости, мы делаем это не из опа­сения несчастий, или из расчета на счастье, а единственно из любви к правде, потому что она - правда. Счастье же придет впоследствии само собою.10

И оно пришло. Тому, что в нас надлежало свершиться - свершается. Что производит более глубокое впечатление жизненной правды, как не Священные книги наши - это великое вместилище воли и желаний, средоточие мыслей и чувств радости, горя, печали, боязни и благоговения. Для того чтобы уяснить значение слова לב - сердца не только как органа человеческой жизни, но и еще как «центр», как «мысль», как «решение», как «воля»,11 мы обращаемся за разъяс­нением и обоснованием буквой Священного Писания к мудрецам времени, чувствовавшим пламя огня среди терновника, согревающего сердце Израиля - сердце мира; мы обращаемся за разъяснением к великим нашим праведникам, возвысившимся до самой высшей степени совершенства в одном понимании Божьей воли, и слияния с Ним человека, слияния так глубоко выраженного в гениальных строках предшественника Пушкина - поэта Державина:

Как капля в море опущена.
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед Тобою я? –
В воздушном океане оном.
Миры умножа миллионом
Стократ других миров - и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною:
А я перед Тобой - ничто.
Ничто! - Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! - Но жизнь я ощущаю,
Несытым никаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает;
Я семь; - конечно, есть и Ты!
Ты есть! - Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть, - и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных.
Где начал Ты духов небесных,
И цепь существ связал всех мной, -

являя жизнь в Сущем, в слове Торы, в чудесном факте нашего человеческого Бытия как высшего мерила всякой достоверности. Познать истину значит познать истинное бытие, не отрываясь от родимой почвы. Мудрые книжники (соферим), зугот, таннаим четырех поколений, ученые, особенно начиная со второго поко­ления, носившие титул «мой учитель», «рабби», глава синедриона, имевший по­четный титул «раббан», «наш учитель», ученые прежнего времени, называвшиеся «зекеним hаришионим» - «прежние старцы» и ученые, специально изучавшие творения таннаим и игравшие в школах роль живой библиотеки, необходимой для справок и цитат - все эти носители и обладатели галахических традиций, принимавшие деятельное участие во всех решениях и дебатах в области истол­кования Закона, воспитывали в поколениях высокое чувство долга и уважения к истине через добрую волю, которая находится в согласии с долгом и Законом, чтобы не наступила нога гордыни на истину и рука нечестивых не поколебала ее. С древнейших времен вплоть до наших дней трудятся мудрецы, трудятся рав­вины над разъяснением и проведением в жизнь великих и святых идей Торы, в совершенстве понимая все слабости человеческой природы. Они всегда стреми­лись поближе разглядеть и понять человека во всех малейших подробностях, мо­лясь о том, чтобы «Превечный сделал душу нашу единой и цельной», ибо душа на пороге иного бытия не может мириться с тем разнородным впечатлением и вле­чением безудержных и бессвязных представлений, которые противостоят в плане метафизическом долгу верности. Освобождая человека от уз духовного рабства, от исключительной погони за «полезным», от низменной «философии жизни», уподобляющей человека страусу, прячущему голову в песок, мудрецы иудейской мысли привели все заповеди, праздники, жизненные формы и нравственные поучения в тесную связь с идеей свободы и нравственного призвания, в связь с Исходом из египетского рабства. Все чудесное, благородное, назидатель­ное, создающее духовное единение получает значение – זכר ליציאת מצרים  - значение памяти об исходе из Египта. Рядом с возвышающими и бодря­щими образами подлинных чудесных событий, стоят предупреждающие и оттал­кивающие примеры злого и низменного. Когда забывают люди о высших целях бытия, как бы вытесняя из сердца своего Вездесущего, тогда, как говорят му­дрецы наши, «искуситель так поступает с человеком: сегодня он говорит ему: де­лай то, а завтра делай и это, и напоследок он говорит ему: иди, служи идолам, и человек идет и делается идолопоклонником».12

В напряженной работе ума и сердца главным чувством мудрецов Талмуда было чувство добролюбия, при котором, вставая лицом к лицу с миром, и в особенности с человеческой жизнью, и вдумываясь в средоточие добрых и злых им­пульсов, они часто для объяснения совокупности подлежащих рассмотрению фактов подставляют на место слова – לב- (сердце) слово - יצר - инстинкт. Выражение: «Эйсав говорит в своем сердце» толкуется в Берешит-рабба 67 как состояние «нечестивого, находящегося во власти сердца, а праведные имеют сердце в своей власти. «Желание зла живет в сердце».13 Эйсав, - необузданный и дикий, насильник, оскорблявший женщин, проводивший время в лесу и поле, предпочитавший минутное удовлетворение плоти всем будущим величайшим победам духа первородства над материальным хаосом, уступил за чечевичную похлебку это право первородства Яакову, произнося при этом (как сказано в Берешит-рабба) богохульную речь, отрицая всякую нравственность и Творца Превечного, так что Эйсав представляется в Агаде одним из трех крайних атеистов.14

У этого Эйсава, порывавшегося еще в утробе матери к языческому капищу, как об этом говорится в том же Берешит-рабба, оказалось на протяжении веков и по сей день много последователей. Его признаки мы находим и в тех «позити­вистах» прошлого века, по поводу которых русский философ Розанов писал следующее: «Как бы Бог на веки вечные указал человеку, где можно с Ним встретиться.

«Ищи Меня не в лесу, не в поле, не в пустыне», ни - «в долине низу» - «ни в водах, ни под землею», а... где Я заключил завет «с отцом вашим Авраамом».

Поразительно...

Но, в таком случае, как понятно, почему а-сексуалисты суть в то же время а-теисты: они «не встречаются с Богом, «не видели», «не слышали», «не знают»...

И дальше Розанов пишет: - «С какой печалью читал статью об университете. Автор нигде не говорит: «Забастовка мерзость». Как темно всё вокруг юношества, как мало можно винить его за то, что оно «потеряло голову» и идет в пропасть, среди аплодисментов печати.

Подлая печать.

И из-за нескольких сот рублей, ну, двух трех тысяч рублей, делается злодеяние над молодежью.

И какая это несчастная вещь - писать «обозрение» политики. Как не впасть в ложь. Между тем ведь душа - бессмертна. Как выше религия политики».15

И дальше, и в наши дни «дом науки Эйсавовой» способствует искушению но­вых поколений, говоря им: делай то, а завтра и это, и напоследок: идите слу­жить идолам в белой, в красной, коричневой или иной тоге, и они, эти бунтов­щики со знаменами всякого рода лжеистин идут и делаются идолопоклонни­ками и гробовщиками человеческой жизни. Про этих воспитанников «дома на­уки эйсавовой» можно, как про Бурбонов, после реставрации, сказать, что «они ничего не забыли и ничему не научились».

Человеческая совесть побуждает отстоять человека, обуздать злые побуждения и исправить губительные помыслы. Мир не является продуктом случайности. Он возник по начертанию мудрости Творца Превечного, да светится Имя Его.

Для того, кто познал ужасы последствий «науки Эйсавовой» - страшной ти­рании, истребляющей божественное в человеке без остатка, - благодушествование людей, теряющих уважение к себе и к своему высокому предназначению, их либерализм, утверждающий свободу отвлеченно, не в полноте духовной жизни, вне возвышения человеческого духа до Кидуш а Шем – קידוש השם, их при­зывы к миру в желании избежать последствий зла, а не само зло - не могут быть приняты. Они воспринимаются как неодухотворенное отношение к жизни, как пораженчество, как отказ от борьбы со злом.

Каждая ступень освобождения повышает предъявляемые к еврею как к лично­сти, реализующейся в ее духовной предназначенности, требования и меру ответственности, которую он несет не только за свое собственное бытие, не мыслимое в сфере моральной пустоты, но и за нравственное состояние общества.

«Склони ухо твое, и послушай слов мудрых, и обрати сердце твое к знанию. Чтобы твоя надежда была на Господа, научил тебя и сегодня. Разве я не писал тебе три раза обдуманно и со знанием, чтобы возвестить тебе верность слов истины».16


1 Исайя, гл. 26;9.

2 Второзаконие 4; 6.

3 Сота 21б [סוטה] -
7-ой талмудический трактат, отд. «Нашим».

4 Недарим 62-а, 5-й талмудический трактат отд. «Нашим».

5 «Авода-зора», талмудический трактат отд. «Незикин».

6 Берешит рабба 98.

7 Бытие 2; 16-17.

8 Талмуд. Трактат Авот рабби Натана (версия 1-ая), листы 4-5.

9 Рабби Иегуда Галеви Кузари» (II 36 И.сл.).

10   Маймонид. Яд а-хазака. О покаянии 2.

11  Маймонид «Морэ Невухим». I.39.

12 Нидда 13-б, 7-й талмудический трактат, отд. «Нашим».

13 Берешит-рабба, 61-а.

14 Танхума. Толедот 24; Санг. 101-б

15 В.В. Розанов. «Уединённое» Избранное, стр. 41-42. Изд. А. Нейманис, 1970г.

16Притчи Соломона