К оглавлению "Статьи к недельным главам Торы"
Комментарий к Торе
Книга Ваикра
Недельный раздел Ахарей мот
Арье Барац
Тора и Коран
Ислам в свете Торы
Теология замещения
Тора в свете Корана
В нынешнем недельном чтении “Ахарей” описывается богослужение праздника Йом Кипур: “И приведет Аарон козла, на которого выпал жребий для Господа, и принесет его в грехочистительную жертву. Козла же, на которого выпал жребий - к Азазелу, пусть поставлен будет живым пред Господа, чтобы совершить через него искупление, для отправления его к Азазелу в пустыню” (16.9-10)
Эти законы жертвоприношения двух козлов имеют одну интересную параллель, а именно их соотносят с принесением в жертву Ицхака и Ишмаэля.
"И встал Авраам рано утром, и взял хлеба и мех воды, и дал Агари, положив ей на плечи, и ребенка, и отослал ее. И пошла она и заблудилась в пустыне Беер-Шева" - читаем мы о судьбе Ишмаэля (Берешит 21.14). И тут же, на другой странице описывается совершенное Авраамом с Ицхаком: "И встал Авраам рано утром, оседлал осла своего и взял с собою двух отроков своих и Ицхака, сына своего, и наколол дров для всесожжения, и встал и пошел на место, о котором сказал ему Бог." (22.3).
Эта драма столь непохожих между собой жертв двух сыновей Авраама прообразуется и раскрывается именно в богослужебной практике Йом Кипура. Ицхак, вознесенный (в жертву) на горе Мориа и замещенный жертвенным животным, как бы возносится каждый год на том же месте в лице жертвенного животного. Разве что с одной поправкой. Связывание Ицхака произошло в день Суда над миром, в Рош Ашана, описываемая же жертва приносилась через десять дней после этого, в день Искупления мира, в день Милости. Что же касается второго козла, изгоняемого к скале Азазела, то он соответствует изгнанному в пустыню второму сыну, Ишмаэлю.
Как это изгнание произошло? Через десять лет совместной жизни (после божественного обетования даровать Авраму детей) Сарай оставалась неплодной и пожелала, чтобы Аврам вошел к ее служанке Агари.
Аврам был милосерден. Он не мог отказать жене и вошел к ее служанке. Агарь родила Ишмаэля, но и после того как у Сары родился Ицхак, она продолжала считать себя и своего сына единственными наследниками Авраама и его благословений. Авраам был милосерден, он долго терпел Агарь и Ишмаэля, но в какой-то момент все же вынужден был их прогнать.
Жертва Азазелу, изгнание козла в пустыню - это символ изгнания собственных грехов, плода собственных грехов, это желание порвать со своими слабостями. Жертва на горе Мориа - это жертва всесожжения, это жертва чистой любви, жертва непорочная, уже после того как грехи отделены.
Однако просто удивительно, как с точностью до отдельных деталей воспроизведен этот древний семейный конфликт на уровне двух великих народов! За эти тысячелетия Ишмаэль не изменился, он также желает быть единственным сыном Авраама, желает один наследовать всю его землю. Он продолжает отстаивать свою правоту всеми доступными ему средствами. И ни в чем это так явственно не проявляется, как в превращении Храмовой горы из святыни еврейской в святыню мусульманскую.
По преданию иерусалимский Храм был воздвигнут на том месте, где Авраам связал Ицхака и занес над ним нож. И именно здесь вместо Ицхака из года в год в Йом Кипур должен был приноситься в жертву козел. Но второй сын Авраама, Ишмаэль, изгнанный в пустыню и в лице кочевника - бедуина проведший там два тысячелетия, вернулся из этой пустыни и овладел Храмовой горой.
При этом весь религиозно-исторический контекст был им от начала и до конца переиначен. С одной стороны, ислам объявил, что в жертву Авраам вознамерился принести не Ицхака, а Ишмаэля (правда, не на горе Мориа, а неподалеку от Мекки), но с другой, гора Мориа все же была у евреев отнята, так как именно на ней Мухамед получил заповедь молитвы. Первая святыня Израиля превратилась в третью святыню Ишмаэля.
В христианстве довольно давно была разработана теология замещения: новый духовный Израиль пришел на место Израиля по-плоти. Однако во-первых, в последние десятелетия эта теология полностью пересмотрена целым рядом церквей, включая католическую, а во-вторых, если христиане и пытаются заместить иудаизм, то замещение это все же всегда происходило за счет его переосмысления и переопределения. Источник - Тора - признается безусловным, а потому внутри христианства всегда остается голос и для самого иудаизма. Но в отношении ислама термин “теология замещения” применить как раз вполне уместно. Мусульмане пришли с тем, чтобы заместить иудаизм (и христианство) целиком, т.е. предложив другой источник - Коран.
Формально признавая авторитет Торы (и Евангелия), Коран пришел не затем, чтобы с ними соотнестись, а затем, чтобы их устранить. Отнюдь не случайно в мусульманской традиции признается, что жертве подлежал не Ицхак, отец Яакова и Эсава, т.е. евреев и христиан, а Ишмаэль (в соответсвующем месте Корана - Сура 37.99-106 - имя сына попросту не называется). Отнюдь не случайно на месте святая святых Иерусалимского храма стоит не церковь, а мечеть. Жребий, выпавший каждому из козлов, поменялся: жертвенное животное, предназначенное для изгнания в пустыню, поднимается на гору Мориа, а предназначенное для всесожжения изгоняется вон. Потомки отправленного в пустыню сына овладевают жертвенником, а потомки вознесенного в жертву не допускаются к нему.
Часто можно услышать, что спор иудеев с христианами - это спор по существу, в то время как спор с мусульманами - это всего лишь спор о деталях. Мне трудно согласиться с этим утверждением.
После того как в мир пришел деконструктивизм, после того как французский философ Жак Деррида разъяснил нам, что все возможные понимания текста являются адекватными, споры между иудеями и христианами в известном смысле стали выглядеть анахронизмом. Евреи и христиане понимают ТАНАХ по-разному, но его святость равно неоспорима для них обоих. В этом отношении “Новый Завет” не только не противопоставляет себя “ветхому”, но чистосердечно признает свою текстуальную производность и вторичность.
Например, в Нагорной проповеди Иисус говорит: “Вы слышали, что было сказано: “Возлюби ближнего своего и возненавидь врага твоего”. А я говорю вам: любите врагов ваших и молитесь за гонящих вас”. Очевидно, что эти слова являются цитатой из Торы: “возлюби ближнего своего, как самого себя” (Ваикра 19.18), очевидно также и то, что цитата неверна. Но христиане как раз признают это. Они никогда не скажут, что Иисус пришел переиначить текст Торы, что приведенная им цитата правильнее, чем масоретская версия Пятикнижия. Они признают, что в имеющемся у них Евангелии (являющемся к тому же не оригиналом, а переводом) могут содержаться такого рода досадные ошибки.
Однако позиция Корана в этом отношении совершенно другая. С одной стороны, Коран вроде бы признает авторитет Торы, но с другой позволяет себе спорить с Торой именно как с источником, причем он готов к очной ставке с ней. Делается это, следует отметить, с большим искусством и поймать Коран на фактическом и явном противоречии с Торой не всегда просто.
Между тем, в тех случаях когда Коран позволяет себе явно противоречащие Торе высказывания, он в отличие от Евангелия не только не может уступить в спорном месте, но даже настаивает на неточности Торы.
Одно вероучение вправе ошибочно интерпретировать другое вероучение. Нет ничего странного в том, что в описании одной веры другая вера обычно выглядит в карикатурном виде. Само по себе это дурно, это свидетельствует о нежелании человека задумываться, но тем не менее это поправимый порок. Однако когда карикатурное описание входит не в комментарий, а в сам религиозный источник, когда это карикатурное описание претендует на то, чтобы быть более подлинным, нежели оригинал, то конфликт выглядит неразрешимым.
Например, в Коране (9.30) говорится: “Сказали иудеи: “Узайр (Эзра) - сын Аллаха”. И сказали христиане: “Мессия - сын Аллаха”. Эти слова в их устах похожи на слова тех, которые не веровали раньше. Пусть поразит их Аллах!”
Ислам относится к этим словам Корана как к достоверному свидетельству. Вот что, например, говорит крупнейший экзегет ислама, Ал-Табари (838-923): “Было велено этим иудеям и христианам... поклоняться только Аллаху, отдавая Ему одному свою веру... Тогда как иудеи придали сотоварища своему Господу, говоря, что Узайр - сын Аллаха, а христиане - говоря подобное о Мессии”.
Если бы Коран не претендовал заместить Тору, если бы он предполагал являться лишь чем-то вроде мидраша, т.е. чем-то вроде исследования, поясняющего и дополняющего текст источника, то никаких проблем не возникало бы. Это видение легко бы вписалось в общий деконструктивистский метод прочтения текста.
Но Коран не согласен на такую роль. Коран для ислама - это именно первоисточник, причем существенно более совершенный и подлинный, нежели Тора.
В исламе существует понятие “Иджаз ал-Куран”, понятие, подразумевающее чудесность и неподражаемость Корана как текста. Этот подход коренится в самом Коране. В некоторых сурах подлинность посланничества Мухамеда обосновывается именно невозможностью открыть что-либо подобное Корану: “Если вы в сомнении относительно того, что Мы ниспослали Нашему рабу, то принесите суру, подобную этому... если же вы этого не сделаете - а вы никогда этого не сделаете! - то побойтесь огня” (2.21).
В исламе какое-то время велась полемика относительно несотворенности, предвечности Корана, причем именно этот подход победил и закрепился в традиции. Но даже те, кто считали Коран сотворенным, никогда не спорили с тем, что он сотворен “неподражаемым”. Само собой разумеется, что Коран (также как в иудаизме Тора) считается “непереводимым”.
Однако при этом существенно, что ислам отказывает в “неподражаемости” Торе. На протяжении веков этот отказ использовался мусульманами как аргумент в полемике с иудаизмом и христианством. Причем эту полемику ислам вел как с каждым из них порознь, так и с обоими вместе, воспринимая евреев и христиан как некую единую общину “сынов Ицхака”.
Если с христианами евреи имеют общую Книгу, то с мусульманами лишь общую Тему. Если с христианами евреев разделяет понимание текста, то с мусульманами сама его версия. А это значит, что если диалог евреев и христиан герменевтически закономерен и продуктивен, то их общий диалог с исламским миром всего лишь герменевтически возможен (как отыскание такого единого истолкования Торы и Корана, которое бы оказалось приемлемым для них обоих).