К оглавлению "Статьи к недельным главам Торы"
Комментарий к Торе
Книга Бемидбар
Недельный раздел Матот-Мас'эй
Арье Барац
Между вечностью и вещностью
Грех и ошибка
Дурная компания
На этой неделе читается две главы: “Мататот” и “Масей”. В них рассказывается о законах, связанных с обетами, которые люди могут принимать на себя, о границах Эрец Исраэль, о переходах, которые совершили евреи за годы своего странствия, и о многом другом.
Среди прочего в этих чтениях рассказывается и о городах-убежищах: “Говори сынам Израиля и скажи им: когда вы перейдете через Иордан в землю Канаанскую, то назначьте себе города, которые городами убежищами будут для вас, и убежит туда убийца, убивший человека неумышленно...” (35.9)
В этих городах мог укрываться всякий убийца до тех пор, пока его дело рассматривалось в суде. Если суд устанавливал, что он совершил свое преступление намеренно, то его наказывали, если же выяснялось, что убийство было неумышленным, то убийца мог оставаться жить в этом городе и дальше.
Далее Тора описывает, кого она относит к числу таких неумышленных убийц: “Если по вражде кто толкнет кого-то или бросит в него что-либо с умыслом, и тот умрет, или по вражде ударит кто кого рукой, и тот умрет, смерти будет предан ударивший: убийца он; кровомститель может убить этого убийцу при встрече с ним. Если же нечаянно, без вражды толкнул он его, или бросил в него какой либо предмет без умысла... то рассудить должна община убившего и кровомстителя по этим законам и спасти должна община убийцу от руки кровомстителя, и должна возвратить его община в город убежища его, куда он убежал, чтоб он жил там до смерти великого священника” (35.20-25).
Таким образом, если непреднамеренное убийство карается смертью наравне с убийством преднамеренным, то убийство, совершенное по ошибке, наказывается лишь изгнанием. Однако это все же убийство. И эта оценка заслуживает того, чтобы ее проанализировать.
То место, которое занимает человек среди предметов этого мира - уникально. Если все предметы, начиная камнями и кончая животными, подчинены какому-то внешнему по отношению к себе закону, то человек такого закона лишен. И это дважды удивительно. Во-первых удивительно, что какой-то предмет может быть не подчинен какой-то общей закономерности, а во-вторых, что этот предмет все же чувствует при этом, что ему вменено этот свой закон взыскать, а не вообще без закона оставаться.
Когда-то такого рода представления о человеке придерживался только иудаизм, сегодня его разделяет современная европейская философия и наука. Вот, например, что пишет по этому поводу немецкий философ и психолог Эрих Фромм: “Разум, благословение человека, есть также его несчастье; он принуждает его все время решать неразрешимую задачу. Человеческое существо отличается в этом отношении от всех других организмов; оно находится в состоянии постоянного и неизбежного неравновесия. Человеческую жизнь нельзя “прожить”, повторяя видовые образцы; человек сам должен прожить свою жизнь. Человек - единственное животное, которому может быть скучно, которое недовольно, которое может чувствовать себя изгнанным из рая. Человек - единственное животное, для которого его собственное существование является проблемой; он ее должен решать, и ему от нее не спрятаться”.
Итак, человек - предмет, но предмет уникальный, который болезненно переживает всякий намек на свою предметность, ибо эту предметность он призван преодолеть. И это обнаруживается на всех уровнях. Например, в отличие от табуретки или кошки, человека нельзя переставить с места на место, во всяком случае если с ним так поступить, то он будет оскорблен. Но по той же самой причине он ищет свою вину, когда “Бог подводит кого-либо ему под руку”(Шмот 21.13); он мучается угрызениями совести, когда его тело помимо его воли оказывается орудием смерти какого-то другого человека. В силу своей уникальной природы человек не может не отнести такого рода происшествия “к себе”. Именно потому, что человек - это не просто вещь среди вещей, он угрызается, если невольно стал причиной какого-либо несчастного случая и в особенности смерти другого человека. Если кто-либо без таких угрызений обходится, если он находит себя кристально чистым - он по существу признает себя вещью среди вещей.
Итак, если человек невольно явился причиной несчастного случая, то он не может не испытывать чувства вины. И это ключ к пониманию природы всех прочих человеческих угрызений: человек с живой совестью страшится зависимости, страшится возможной обусловленности своих поступков. По большому счету живого человека отличает страх оказаться не более чем предметом, его отличает осознание того, что он выбирает между вечностью и вещностью.
Действительно, страх греха, а в определенном аспекте даже и страх небес, в последнем счете сводятся к этому первичному человеческому страху - страху оказаться просто вещью среди вещей. И поэтому утрата этого страха - опасный признак именно такого превращения, превращения в вещь, превращения в полностью манипулируемое существо. Такой человек начинает оправдывать себя не только в нечаянных, но и в совершенно сознательных преступлениях. “Я вынужден был так поступить” - говорит он себе и на этом полностью успокаивается. Ситуация особенно усугубляется, когда подобные моральные объяснения находят себе подтверждение в материалистическом мировоззрении, приписывающем человеку ту или иную детерминированность.
Такого рода “материалистический” приговор прямо противоположен тому духовному приговору, который выносит себе всякий богобоязненный человек. Как говорится в Трактате Нида (30б): “Даже если весь мир говорит тебе, что ты праведник, будь в глазах твоих подобно грешнику”.
Между тем невольно возникает вопрос, касающийся по меньшей мере множества средних людей: Ну, а что если у человека имеются вполне веские основания считать себя грешником? Что, если его самооценка вполне адекватна? Чем он тогда отличается от того грешника, который спокойно соглашается с тем, что “вынужден так поступать”?
Очевидно, что люди эти отличаются отношением: одного устраивает его греховность, его вещность, второго - нет, он мучается и таит в своем сердце надежду на освобождение, на обретение вечности. Вопрос лишь в том, сколько может продолжаться такое метание?
Действительно, нет ничего опаснее откладывания покаяния назавтра. Это общее положение, которого придерживается не только иудаизм, но практически все существующие религии. Так р.Элиягу из Вильно (Виленский Гаон -1720-1798) писал: “Да не скажет человек: “Последую немного за прихотями тела, а потом оставлю их”, потому что, раз начав тянуться за ними, человек, в конце концов, совершенно изгоняется из жизни вечной, ибо покинуть вожделение очень тяжело. И даже человек, наделенный Богобоязненностью, Торой и заповедями, следуя за телесными вожделениями, теряет все”.
Но тем не менее все же существует разница между преднамеренным грехом и просчетом. Человек, совершивший ошибку в духовной сфере, по крайней мере на протяжении какого-то периода, еще сохраняет живую совесть и открыт вечности.
Причем если в мире физическом разница между убийством преднамеренным и убийством по ошибке всем очевидна, то различить между поступком преднамеренным и ошибочным в духовной сфере зачастую не так просто. Грань между грехом и просчетом иногда совершенно неуловима, ведь многие грехи совершаются по неопытности человека, он втягивается в них незаметно для себя, сродняется с ними не сразу.
Верно, что в подавляющем числе случаев человек, втянувшийся в преступное сообщество по легкомыслию, в конечном счете ломается и начинает служить греху не на страх, а на совесть. Однако нередко он все же раскаивается, и либо весьма тяжелой ценой покидает преступную сеть, либо продолжая в ней функционировать, одновременно умудряется сохранять в себе признаки человека. Все мы слышали про Шиндлера, но встречались и другие нацисты, пытавшиеся, пусть и не столь масштабно, но все же как-то противостоять “производству трупов”. В этом отношении заслуживает внимание следующиее свидетельство философа и психолога Виктора Франкла: “Я хочу здесь упомянуть лишь одного из начальников того лагеря, в который я попал под конец и из которого был освобожден. Он был эсэсовцем. Когда лагерь был освобожден, стало известным то, о чем знал лишь лагерный врач, сам из заключенных: этот человек из лагерного начальства выкладывал из своего кармана немалые деньги, чтобы доставать из аптеки в ближайшем населенном пункте медикаменты для заключенных! ... Насколько мне известно, (он) ни разу не поднял руку на кого-нибудь из “своих” заключенных”. Это один из редких примеров того, что человек может сохранить в себе человека, даже оказавшись втянутым в сети самой преступной системы мира.
Как бы то ни было, очень часто человек вынужден делать зло в силу своей принадлежности к какому-то обществу, которое он не имеет ни мужества, ни возможности покинуть. Кто знает, может быть многое в действиях такого человека будет списано именно на ошибку, а не на грех? В целом это очень серьезная дилемма, ибо как я уже отметил, невозможно одновременно мириться с грехом и принадлежать Богу.
Как писал тот же Виленский Гаон: “Если человек не старается постоянно подниматься все выше и выше, он против своей воли опускается все ниже и ниже”.
Но следует ли нам отчаиваться, когда мы чувствуем, что наша вещность довлеет над нашей вечностью? Когда мы убеждаемся, что бессильны победить какие-то свои слабости?
Уже из одного того, что отчаяние является тяжелейшим грехом, ясно, что ответ должен быть отрицательным. И возможность такой духовной позиции, на мой взгляд, замечательно разъясняет одна притча, рассказанная равви Леви Ицхаком: “Любит ли в самом деле человек Бога - это можно определить по той любви, с которой он относится к своим ближним. Я объясню это на примере такой притчи: Некая страна страдала от нападений врагов. Генерал, стоявший во главе армии, посланной против неприятеля, потерпел поражение. Царь уволил его и назначил на его место другого генерала, который добился успеха в войне и изгнал захватчиков. Первого генерала заподозрили в измене. Царь захотел проверить, любит или ненавидит его генерал. Вскоре он понял, что единственный безошибочный способ определить истину будет следующий: если человек, которого он подозревает, выкажет дружбу к своему сопернику и испытает радость за его успех, то ему вполне можно доверять; но если он будет строить победоносному генералу козни, то это докажет его вину.
Бог сотворил человека, чтобы он боролся со злом в своей душе. Есть много людей, которые в самом деле любят Бога, но терпят неудачу в борьбе со злом. Любовь к Богу таких людей можно распознать по их способности всем сердцем и без задних мыслей радоваться успеху своих ближних, одержавших над злом победу”.