МАХАНАИМ - еврейский культурно-религиозный центр

---

К оглавлению книги ОЧЕРКИ О ЗЕМЛЕ ИЗРАИЛЯ

II. ЭРЕЦ ИСРАЭЛЬ В ЭПОХУ ПРАОТЦЕВ.

В этой главе мы совершенно не намерены пересказывать фабулу книги Берейшит. Во-первых, это уже сделали до нас. Томас Манн написал огромный эпический роман ''Йосеф и его братья'', но, как ни старался великий писатель, оригинал остался блистать на недоступной высоте. Во-вторых, наша основная цель - география, особенно, историческая география, то есть, взаимодействий страны и ее обитателей на протяжении разных эпох. И поскольку есть вещи, которые не меняются за тысячелетия человеческой истории, например, направления хребтов и рек, общее расположение морей и т.п., то у нас существуют определенные постоянные рамки, подобно сцене в театре, на которой происходят все действия. Но видны и изменения. Меняются декорации. Может исчезнуть лесной покров, возникают и разрушаются города; появляются и сходят со сцены актеры. Сперва мы видели кнаанеев, затем древних египтян, эллинов, римлян и византийцев. Позже на сцене появились арабы-мусульмане, крестоносцы, турки, британцы. Но есть один актер в этой великой драме, который присутствует неизменно. Это еврейский народ. Иногда он в свете юпитеров, иногда оттесняется в темный угол сцены, но никогда не покидает ее окончательно. И именно из-за него драма, происходящая в этой маленькой стране, так притягивает внимание зрителей – всего человечества.

Первый выход народа на сцену Эрец Исраэль происходит около 3700 лет назад в эпоху праотцев. ''И сказал Господь Аврааму: Уходи из земли твоей, от родни твоей и из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе. И Я сделаю тебя народом великим и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь благословением. И Я благословлю благословляющего тебя, а проклинающего тебя прокляну, и благословятся тобою все племена земные. И пошел Авраам, как сказал ему Господь…'' (Берейшит, 12:1-40).

Здесь мы находимся у зачатков, у исходной точки еврейской истории. Тысячи комментариев написаны об этом, но мне хотелось бы остановиться лишь на одном аспекте этого события. Иногда мы читаем эти строки, но не представляем себе подвиг Авраама во всем его величии и беспрекословном подчинении Высшей воле. Авраам вышел из Харана. В наше время это небольшая пастушеская деревня в юго-восточной Турции на границе с Сирией, существующая в немалой степени за счет контрабандной торговли между этими двумя странами. Но в древности Харан был крупным и важным городом с развитой культурой. Представьте себя на месте человека, которому велят оставить московскую квартиру и отправиться куда-нибудь в Барнаул или в Нижний Тагил. В наши дни далекие путешествия – это вещь привычная и относительно безопасная. Бывают, конечно, аварии и разные происшествия, но абсолютное большинство пассажиров обычно прибывают на место и в срок. А вот пересечь Сахару, Антарктику или Гималаи – это уже другой разговор.

В древности любое путешествие было сопряжено с немалыми опасностями. И Авраам совершает его не один, а с женой, многочисленными домочадцами и скотом. И идти надо было от оазиса к оазису, от города к городу по длинным и совершенно сухим дорогам. (см. карту ****) До этого Авраам всю жизнь провел в Месопотамии, то есть, он никогда не был вдалеке от двух великих рек Тигра и Евфрата. Это совсем не похоже на самолет, где стюардесса предлагает освежающие напитки или шампанское. И в древности люди без особой надобности с места на место не переезжали.

Во-вторых, Аврааму сказано: уходи… от родни твоей и из дома отца твоего. Всем понятна тяжесть разрыва с семьей, причем, навсегда. Те, кто уезжал из бывшего СССР в 70-80 годы, ощутили это в полной мере. Тогда многим казалось, что с родственниками, остающимися за железным занавесом, они больше никогда не увидятся. Но существовала и разница между ХХ в. н.э. и XVII в. до н.э. В ту эпоху человек, лишенный поддержки своего клана, своего рода, был практически беззащитен. Почти каждый мог его безнаказанно убить или ограбить. Красавицу Сару, жену Авраама, пытались отнять и взять в свой гарем и фараон, и Авимелех, царь Грара. Иногда Авраам должен был выдавать ее за свою сестру, чтобы его не убили из-за желания захватить его жену. И вообще, если мы проводим аналогии с современностью, никаких министерств абсорбции или добровольных обществ содействия вновь прибывшим тогда не существовало. Конечно, Авраам был довольно богат. Были у него стада коз, овец, верблюды и ослы. А если бы вдруг эпидемия уничтожила за пару суток всех животных? Такие случаи происходили нередко. Как же быть тогда, одному, на новом месте, среди чужих людей? Из всего этого становится ясно, что Авраам, оставляя Харан и направляясь в страну Кнаан (Ханаан), совершает подвиг.

Какую же страну увидел Авраам? Общая география была такой же, как и сейчас. На севере белела снежная шапка Хермона, на юге были пустыни Негева и Синая, на западе синело Средиземное море, а на востоке… Вот на востоке вместо сверхсоленого Мертвого моря была плодородная долина с пресным озером и двумя процветающими и очень грешными городами Сдом и Амора (Содом и Гоморра). Мгновенная катастрофа, превратившая эту долину в знакомый нам пейзаж, произошла уже в бытность Авраама в стране. Авраам узнал бы и горы центрального хребта страны, хотя в его время большая часть их была покрыта густыми лесами, а столь типичных для наших дней террас еще не было.

Что же касается современных дорог, (см. карту*) то направление некоторых из них показалось бы Аврааму очень знакомым, хотя и здесь он нашел бы большие отличия. Дело в том, что дороги зависят от торговых путей и относительной важности городских центров, которые они соединяют, а в ту эпоху акценты были расставлены иначе. Во времена Авраама две главные международные дороги пересекали страну с севера на юг. Первая из них – дорога моря. Начиналась она в древнем Египте, проходила вдоль Синайского берега, доходила до важного порта Аза (Газа) и дальше на север до порта Яффо. От Яффо дорога шла через те места, которые в ХХ веке превратятся в огромный урбанизированный район Тель-Авив – Рамат-Ган – Герцлия – Нетания. Еще немного к северу, и вблизи современного города Хедера дорога раздваивалась. Часть ее продолжала идти на север через территорию нынешней Хайфы (еще в начале ХХ века рыбачьей деревни), порт Акко и в важные финикийские города Цор, Цидон и Гвал (Тир, Сидон и Триполи). Другая ветка поворачивала на восток, через ущелье Ирон. Возле города Мегиддо выход из ущелья в широкую и плоскую Эзрелонскую долину достаточно узок, и поэтому на протяжении истории там происходило немало важных сражений. А дорога, между тем, доходила до Кинерета, поворачивала на север к важному тогда городу Хацор – о нем мы уже писали раньше – и через Голаны шла в Дамесек (Дамаск).

В наше время Дамаск – это столица Сирии, арабского государства с автократичным руководством, культом личности диктатора-президента и разваливающейся экономикой. Когда мы произносим Дамаск, то возникают романтические ассоциации со сказками ''Тысячи и одной ночи'', но никак не мысли о центре науки, промышленности, торговли и культуры. Дамаск нашего времени – это совсем не Силиконовая долина, Гонконг или Сингапур. Но во времена Авраама и позже Дамаск был блестящим центром.

Не только дорога моря вела в Дамаск. Царская дорога, которая проходила через Заиорданье, от Красного моря на север, кончалась в Дамаске. А оттуда шли пути в Месопотамию вплоть до Персидского залива, в Малую Азию – страну железа и лошадей – и растянувшийся на 11000 км Великий Шелковый путь в Китай. Дамаск был центром обмена и товарами, и идеями. Но ничто не вечно. Конечно, из Дамаска можно теперь по дороге попасть в древние финикийские порты на современной ливанской территории. Но старая дорога моря преграждена ныне минными полями.

Впрочем, в жизни Авраама и его потомков в стране эти дороги - моря и царская – не играли заметной роли. Куда большую роль играла дорога горы, или, как мы ее теперь называем, дерех авот - дорога праотцев. Начиналась она на юге, в Беер-Шеве, где сходились два местных пути. Один из них вел из древнего Эйлата через Негев на север, а дальше на северо-запад в порт Аза (Газа) и служил, главным образом, для караванов, несущих благовония Аравии. Другой ответвлялся от дороги моря и через Синай связывал Беер-Шеву с Египтом. По этому пути и отправился наш праотец Яаков в Египет, получив предварительно в Беер-Шеве обещание от Бога, что превратится его народ в Египте в народ великий и сам Господь выведет его оттуда и вернет назад.

Из Беер-Шевы на север шла дорога праотцев, сначала по пустыне Негев, затем поднималась в гору и приходила в Хеврон. Этому месту больше всего подходит эпитет город праотцев. Вопреки распространенному мнению, Авраам не основал Хеврон, он вообще не строил ни замков, ни крепостей. Город был уже совсем не новым, когда он туда пришел. В Торе сказано, что ''Хеврон же построен на семь лет раньше Цоана Египетского'' (Бамидбар, 13:22). Очевидно, это считалось определенным эталоном древности. До 1999 года археологические данные показывали, что городские стены были построены в эпоху среднего бронзового века, но после раскопок 1999 года они были отнесены ко времени ранней Бронзы. Во всяком случае, во второй половине третьего тысячелетия до новой эры Хеврон уже существовал. Что же послужило причиной для его создания? Скорее всего, как и для многих других городов в горной полосе, это было сочетание крутого и удобного для обороны холма с источником, выходящим на склоне. В древней Руси и во многих местах Западной Европы излучина реки и высокий берег были идеальным местом для обороны населенного пункта. Конечно, в Иудее никаких рек не было, да и источники не встречаются на каждом шагу, поэтому крутые холмы с постоянной водой занимались людьми на самой заре городской цивилизации.

Мы упомянули о хевронских стенах. Классические эллины называли такие стены циклопическими, не веря, что обычные смертные могли обтесать, хоть и грубо, и перетащить многотонные блоки, и приписывали эту работу мифическим одноглазым великанам – циклопам. Очевидно, эта идея зародилась у них после того, как на островах Средиземноморья они натолкнулись на черепа вымершей расы карликовых слонов. Округлый череп с отверстием для хобота там, где у людей переносица, видимо, и был причиной легенды об одноглазых строителях. Но хевронскую стену построили, конечно, люди. И высотой она была метров 8-10. Стена, как горделивый венец, возвышалась над холмом, довольно надежно защищая город и его обитателей.

Разведчики, которых послал Моше из пустыни в страну, ужаснулись при виде этих стен на высоких холмах. ''Города большие и укрепленные до небес…'' (Дварим, 1:28), - такое впечатление осталось от Хеврона и других городов Кнаана у разведчиков. Меня лично всегда поражали эти строки. Ведь люди эти воочию видели все чудеса Господни, знали, что даже Египетская империя – сверхдержава того времени – сломалась, не устояв перед волей Господней.

Как-то мне пришлось стоять на этой стене. Теперь большая ее часть покрыта так называемым культурным слоем, и только небольшой отрезок раскопан. Но все же ее толщина, мощь угловой башни, размеры отдельных блоков поражают воображение. Склон холма круто уходит вниз, к современному городу, его дорогам и перекресткам, где проезжают автомобили, пикапы, грузовики. С этой высоты даже мощные тягачи кажутся маленькими детскими игрушками, а люди и просто выглядят, как насекомые, скажем, кузнечики. И тут мне представились все двенадцать разведчиков, которые стоят там, внизу, и смотрят вверх, на этот крутой склон, уходящий в небесную синеву, вершину которого венчают могучие стены, а наверху по стенам разгуливают рослые воины со щитами и копьями. Можно представить себе, какая картина возникла в их воображении.

Вал за валом атакующие поднимаются по склону под градом стрел и дротиков, некоторым даже удается достигнуть стены, но что они могут сделать против этих мощных укреплений со своими мечами и кинжалами. Так волны прибоя обрушиваются на гранитные скалы только для того, чтобы откатиться, рассыпавшись на множество брызг, а берег стоит, гордый и неприступный. Нашлись, правда, среди разведчиков двое: Иеошуа бен Нун и Калев бен Ефунэ, - которые были полны веры и не стали себя запугивать. Но остальные испугались. Простой человеческой логикой их можно понять. Рожденные рабами фараона, воспитанные под плеткой надсмотрщика, прожившие всю жизнь в Египте на однообразной плоской равнине, изготовляя глиняные кирпичи, они внезапно столкнулись с задачей в виде хорошо укрепленных городов на горах с настоящими каменными стенами – это для них оказалось слишком много и слишком страшно. Вернувшись, они смогли запугать народ, да так основательно, что завоевание страны было отложено на целых сорок лет. А как же эти укрепленные города были взяты через сорок лет? Воины Израиля не стали заниматься долгими изнурительными осадами. Они выманили врага на открытое пространство, где их быстрота, выдержка, выносливость, умение вступить в бой после продолжительного марш-броска и навязать противнику удобное для себя место и время принесли им победу. После того, как армии ханаанских городов были разбиты, захват городов уже не представлял собой неразрешимой задачи.

Но не эти древние стены главная достопримечательность Хеврона. Не из-за них этот город продолжает существовать и находится в центре мирового внимания в то время, когда города куда более населенные и укрепленные исчезли. Не только города – целые империи исчезли почти бесследно, например, империя монголов, простиравшаяся когда-то от Венгрии до Тихого океана. А Хеврон существует, и причина этого феноменального долголетия – память об одной семье, которая не завоевывала мир силой оружия, не строила китайских стен, не распространяла свои убеждения посредством преследований, казней и пыток. Семья Авраама, Ицхака и Яакова зажгла в мире факел самого высшего знания – знания о едином Творце вселенной и человека. И нигде память об этой семье не сосредоточена так, как в Маарат Амахпела – пещере Махпела, что в долине Хеврона.

''И было жизни Сары сто лет и двадцать лет, и семь лет – годы жизни Сары. И умерла Сара в Кирьят-Арбе, он же Хеврон, в земле Ханаанской. И пришел Авраам скорбеть по Саре и оплакивать ее. И поднялся Авраам от умершей своей, и говорил сынам Хеттовым следующее: Пришелец и странник я у вас; дайте мне участок для погребения у вас, и похороню умершую мою от лица моего. И отвечали сыны Хетта Аврааму, и сказали ему: Послушай нас, господин мой, князь Божий ты среди нас; в лучшей из гробниц наших похорони умершую твою; никто из нас не откажет тебе в своей гробнице для погребения умершей твоей. И встал Авраам и поклонился народу земли той, сынам Хэйтовым; И говорил с ними так: если есть у вас желание похоронить умершую мою от лица моего, то послушайте меня и попросите за меня Эфрона, сына Цохара, Чтобы он отдал мне пещеру Махпелу, которая у него, ту, которая на конце поля его; за полную плату пусть отдаст ее мне пред вами в собственность для погребения. Эфрон же сидел среди сынов Хеттовых, и отвечал Эфрон, Хеттиец, Аврааму в слух сынов Хеттовых, пред всеми, входящими во врата города его, и сказал: Нет, господин мой, послушай меня: поле отдал я тебе, и пещеру, что в нем, тебе я отдал ее, на глазах сынов народа моего я отдал ее тебе, похорони умершую твою. И поклонился Авраам перед народом земли той. И говорил он Эфрону в слух народа страны, и сказал: Если бы ты только меня послушал! Я дам тебе серебро за поле: возьми у меня, и я похороню там умершую мою. И отвечал Эфрон Аврааму, сказав ему: Господин мой! Послушай меня: земля в четыреста шекелей серебра между мною и тобою, что она? А умершую твою похорони. И внял Авраам Эфрону: и отвесил Авраам Эфрону серебро, о котором он говорил в слух сынов Хэйтовых, - четыреста шекелей серебра, ходячего у торговцев. И стало поле Эфроново, которое в Махпеле, против Мамрэй: поле и пещера в нем, и все деревья, которые в поле, во всем пределе его вокруг, за Авраамом, как покупка перед очами сынов Хеттовых, перед всеми, входящими в ворота города его. А после этого похоронил Авраам Сару, жену свою в пещере поля Махпелы, что против Мамрей, она же Хеврон, в земле Ханаанской. И стало поле и пещера, которая в нем, погребальным уделом Авраама от сынов Хэйтовых''. (Берейшит, 23:1-20).

Эта покупка была первым еврейским приобретением земли в Израиле. Но в разговоре между Авраамом и хеттами проступает один интересный факт. Несмотря на то, что личный статус Авраама в их глазах довольно высок: ''Князь Божий ты среди нас'', сам Авраам униженно называет себя странником и пришельцем.

Вспомним, каково было положение в древнем мире пришельцев и вообще чужих, так почему же богатый и сильный Авраам, к которому сами хетты относятся с огромным уважением, должен напоминать им о том, что он не один из них? А потому, что он и не был в полной мере одним из них. Из хеттской клинописи, расшифрованной археологами, мы знаем, что только граждане города имели право на свой семейный склеп на территории, контролировавшейся этим городом. И хотя смысл гражданства в древнем Ханаане отличался от смысла его в древней Элладе и оттого, что мы вкладываем в это понятие теперь, в те времена, как и сейчас, у граждан были свои права и обязанности. Среди последних было участие в культе городского божества или божеств. Из всех обязанностей гражданина, или подданного, именно эту Авраам ни в коем случае не мог исполнять. Он сохранял со всеми хорошие отношения, но жил отдельно, хоть и рядом с городом, в месте, которое называлось Алонэй Мамрэ – дубрава Мамрэ. И до смерти Сары он мог существовать рядом с хеттами и независимо от них. Но смерть Сары поставила его перед необходимостью приобрести себе и своей семье погребальный склеп.

Надо помнить, что в древности отношение к своему склепу было несколько иным, чем теперь. Место погребения рода и семьи считалось одним из самых сокровенных владений. Люди делали невероятные усилия, чтобы после смерти возлежать рядом со своими отцами и матерями. Праотец Яаков, находясь в Египте, заклинает своего сына Йосефа, чтобы тот не хоронил его в Египте, а доставил тело в пещеру Махпела, которую купил Авраам в Хевроне. И хотя Йосеф был вице-фараоном и фактическим правителем, это была трудновыполнимая просьба. Перенести тело в то время из Египта в Хеврон равносильно захоронению в наши дни на Южном полюсе.

Кстати, именно желание Авраама иметь свой семейный склеп и позволило Эфрону Хетянину запросить огромную сумму в 400 шекелей серебра (более девяти килограммов). И Авраам отмерял их, не торгуясь. Был ли Авраам неисправимым простаком? Вряд ли – он был богат и свои дела вел достаточно профессионально. Считал ли он, что торговаться в то время, когда тело любимой жены, подруги с юных дней и матери его наследника еще не предано земле, неуместно? Или ему хотелось именно эту пещеру? Во всяком случае, наши мудрецы объясняют так: Авраам, в отличие от хеттов, обладал еще и внутренним видением – то, что тем казалось просто естественной каверной у подножия крутого склона, каких совсем не мало в горах, для Авраама было чем-то большим.

В еврейской традиции, Маарат Амахпела – это не только место захоронения Авраама, Ицхака, Яакова и Сары, Ривки и Леи. Это также место, где погребены Адам и Хава (Ева). В этой точке соединяются миры – материальный и духовный. В псалмах она называется долиной смерти, подобной абсолютно темной трубе, в которую попадает душа, расставшаяся с телом, и в конце которой сначала брезжит маленький лучик света, и чем ближе к нему, тем этот свет становится сильнее, пока он не охватывает своей яркостью все вокруг, не слепя, но лаская. Почти все люди, пережившие клиническую смерть, рассказывают про это невероятное впечатление. Так вот, по еврейской традиции, этой связующей точкой между мирами и является Маарат Амахпела – Пещера праотцев. Конечно, не надо думать, что если кто-нибудь привезет туда компрессор и отбойный молоток и начнет копать, то пророет ход в рай. Будущий мир не существует в привычных нам измерениях длины, ширины, высоты и даже времени. И бесполезно пытаться начертить ход туда на географической карте. Но, находясь на этом месте, стоит осознать и прочувствовать его особенное величие.

В наше время многие посетители испытывают определенное разочарование оттого, что никакой пещеры они не видят. Вместо нее перед ними предстает огромное и великолепное здание, построенное в конце эпохи II Храма Иродом Великим. Ненавистный узурпатор, правивший силой римских легионов, он, тем не менее, прославился как великий строитель. Строил же он с размахом: для себя – великолепные дворцовые комплексы, а для своей безопасности – шикарные укрепленные замки, для греческого населения – языческие храмы, театры, цирки. Целый город был создан им для нееврейского населения в Эрец Исраэль – Кейсария, или Цезария, получившая имя в честь тогдашнего его покровителя Юлия Цезаря. Евреи люто ненавидели Ирода, но он был диктатором с явным талантом к тираническому правлению и крепко закрутил гайки. Госбезопасность при нем процветала. Единственного греха он никогда не совершал – избиения младенцев в Нацерете (Назарете). Во-первых, Ирод (Хордос) был не настолько глуп, чтобы истреблять своих будущих налогоплательщиков. Во-вторых, император Август Октавиан немедленно освободил бы его от занимаемой должности за столь нецивилизованное поведение. И наконец, человек, даже такой малоприятный, как Хордос, не мог убивать через три года после своей смерти. Официальная христианская традиция использовала страшную память, оставшуюся от Ирода, чтобы объяснить бегство в Египет и рождение Иисуса по дороге в Бейт-Лехеме.

Сам Ирод понимал, что невозможно все время править, опираясь только на страх и репрессии. Его умение организовать массовые строительные работы в невиданных до того масштабах дало ему определенное спокойствие внутри Иудеи, особенно после того, как он перестроил иерусалимский Храм – фокальную точку еврейской жизни. Храм Ирода поражал своими размерами и великолепием, но сейчас нас интересует один момент. Внешняя стена Храмовой Горы, в частности, ее самая знаменитая часть – Котель, известный еще как Стена Плача – состоит из потрясающе ровных рядов огромных прямоугольных блоков. В подземной части Котеля имеется блок длиной 11 метров, высотой 4 метра и, очевидно, такой же толщины. Вес этого гиганта – порядка 500 тонн, и в наше время не совсем ясно, как его передвигали с места на место.

В мавзолее, воздвигнутом над пещерой Махпела, точно такие же ряды камней, но меньшего размера. Самые большие блоки насчитывают 7 м. в длину и по 1 м. в высоту и в глубину. Но и такие камни весят порядка 40-50 тонн. Само здание имеет вид прямоугольника. Семь нижних рядов блоков создают ровную панель. Но выше плоскость стены уже разбита ровными рядами полуколонн - пилястров. Пространство между ними как бы вдается внутрь, и это создает тонкую игру света и тени на рельефной поверхности. Скорее всего, не с архитектурными упражнениями связан этот прием, а с ясной еврейской символикой. Пропорции здания над пещерой Махпела точно соответствуют пропорциям двора скинии, построенной Моше в пустыне – предтечи Храма. И количество пилястров и отступающих внутрь панелей совпадает с числом столбов и партеров (занавесей) во дворе скинии. Эта символика, правда, не так бросалась в глаза как Маген Давид или семиствольная менора, но для еврея, хорошо знающего Тору, она была ясна. Кстати, такие же полуколонны украшали и внешнюю стену Храмовой Горы, но их разрушили римляне, а здание в Хевроне уцелело полностью. И не только уцелело, но и послужило основой для многих дополнений, возводимых сменяющими друг друга завоевателями страны.

В наше время более всего в глаза бросаются стена времен крестоносцев с бойницами и вычурные мамелюкские минареты. Общее впечатление довольно печальное как с национальной, так и с эстетической точки зрения, потому что все эти пристройки подходят Маарат Амахпеле, как шла бы Парфенону неоновая реклама или Эрмитажу – дополнительный этаж из стекла и бетона. Оригинальное еврейское строение поражает, с одной стороны, монументальностью, а с другой, потрясающим сочетанием классических пропорций и утонченной строгости форм.

Внутри еще тягостнее. Мы поднимаемся на второй этаж здания, который находится на высоте семи метров над уровнем земли. Изначально, он был открыт, но крестоносцы и мусульмане застроили большую его часть. Поскольку мусульмане последними приложили руку к зданию, их орнаменты и арабески доминируют повсюду. Даже там, где отдельные детали представляют собой пример высокого мастерства, общего ансамбля не получается, и мишура вычурных арабских орнаментов никак не соответствует простоте и величию всего здания. В трех различных залах помещаются шесть ксенотафов, которые расположены согласно воображаемым симметричным линиям здания. Покрытые тяжелыми покрывалами с позолоченными арабскими буквами, они должны изображать могилы праотцев и праматерей, анахронистически внесенных в сонм главных героев ислама, хотя эта религия и возникла через две с лишним тысячи лет после них.

Но если мы говорили, что поднялись на семь метров над землей, какие же могилы и могильные памятники там могут быть? Ведь в Торе ясно сказано про пещеру, а пещеры не витают над землей. На самом деле, это псевдоксенотафы. Они должны были исполнять роль символических могил. Где же тогда пещера и настоящие захоронения? Вход на нижний этаж здания и в саму пещеру был заблокирован мамелюками в 1274 году. Султан Бей-Барс, посетив Хеврон, заявил, что это место настолько свято, что даже правоверные, то есть, мусульмане, отныне не будут спускаться на нижний этаж к входу в пещеру, а кафиры, то есть, неверные – христиане и евреи – лишатся права подниматься выше седьмой ступени на одной из двух парадных лестниц по обе стороны здания. Но христиан в Хевроне не было, и поэтому унизительный запрет распространялся только на евреев, которые в течение почти 700 лет должны были молиться на этих семи ступенях, подвергаясь постоянным издевательствам арабских стражников.

В 1948 году с началом войны за Независимость всякий доступ в Маарат Амахпелу и, вообще, в Хеврон прекратился. Восьмого июня 1967 года израильская армия вошла в Хеврон. Главный раввин армии, генерал-майор Шломо Горен ворвался с автоматом в Маарат Амахпелу, забрал ключи у перепуганного арабского стражника, и впервые за почти 700 лет еврей в талите и тфилине открыто молился внутри здания. Но в дальнейшем, история развивалась не так гладко. Всесильный и популярный после столь блестящей победы министр обороны Моше Даян был приятно поражен тем, что Хеврон капитулировал без единого выстрела – арабы ожидали суровой отместки за чудовищный по жестокости погром, учиненный ими над хевронскими евреями в 1929 году. Но Даян не только не наказал погромщиков, а развил теорию о сосуществовании с арабами и, в рамках этой теории вернул им символический ключ и практическое управление Маарат Амахпелой. Но эта идея не сработала – арабы приняли благородство победителя за слабость. А еврейским поселенцам, вернувшимся в Хеврон в 1968 году, предстояла долгая и упорная борьба за право молиться в этом великом месте. Положение не стабилизировалось и на время написания этих строк.

Что же с первым этажом, с входом в настоящую пещеру? Поскольку Даян проявлял глубокое уважение и понимание ко всем арабским суевериям, вход на нижний, самый важный, этаж так и остался закрытым. Несмотря на это, в 1981 году группа еврейских жителей Хеврона тайно спустилась туда и дошла до преддверия пещеры. Но вход в нее оказался засыпан землей. Очевидно, в древности перед каким-нибудь очередным завоеванием евреи заполнили это пространство землей, чтобы то место, где покоятся прародители нации, не было осквернено присутствием священников чужой религии и ее символикой.

Сам современный Хеврон можно разделить, с исторической точки зрения, на три части. Древний Хеврон на холме в настоящее время относительно слабо заселен, хотя находится в самом центре города. Большая часть его покрыта плантацией оливковых деревьев, возраст некоторых из них – более тысячи лет. Они отличаются стволами необыкновенных размеров и форм. В VII в. н.э. город перебрался в долину и как бы переорганизовал себя вокруг главной причины своего существования – Маарат Амахпелы. К этому времени Хеврон окончательно превратился из районного, столицы центральной Иудеи, в город-мавзолей, основная задача которого заключалась в приеме паломников. Большая часть этого средневекового города сохранилась довольно хорошо. Это потрясающий конгломерат домов с купольными крышами, дворов, узких улочек, меняющих свое направление через каждые десять метров, и главной торговой магистрали, называющейся касба – экзотичного восточного рынка. Одним словом, старый Хеврон – это настоящая находка для каждого любителя средневековой восточной архитектуры.

Частью этого города был еврейский квартал и в центре его – знаменитая синагога Авраама Авину – праотца Авраама. Созданная в XVI веке, она была осквернена арабскими погромщиками в 1929 году. Но само здание, ограбленное и запущенное, простояло до 60-х годов ХХ века. Когда еврейские поселенцы вернулись в Хеврон после Шестидневной войны, на месте синагоги был загон для коз и общественная уборная. Борьба за восстановление синагоги во многом связана с именем выдающегося физика-теоретика, выходца из СССР профессора Бен Циона Тавгера, приехавшего в Израиль в 1974 году. В наше время отреставрированная синагога является центром жизни в обновленном еврейском квартале. Надо отметить, что и сам квартал за исключением двух-трех зданий был разрушен в 1960-е годы. Это соответствовало политике иорданского короля Хусейна I, который хотел смести с лица земли всякую память о еврейском присутствии и в Хевроне, и в той части Иерусалима, что находилась под его контролем.

Новый Хеврон – это довольно беспорядочно разбросанные дома и улицы, расползшиеся во всех направлениях и занимающие все большее пространство за счет сельскохозяйственных территорий. Основной период интенсивного роста города приходится на вторую половину ХХ века, в основном, на последние три десятилетия. Хаотичность застройки слегка сглаживается специфическим рельефом города, то есть, чередованием хребтов и долин. Но оставим современный Хеврон и направимся дорогой праотцев на север.

Следующая важная точка, связанная с памятью о праотцах, - это Мигдаль Эдер. Сказано, что после смерти своей жены Рахели ''и отправился Исраэль (Яаков), и раскинул свой шатер подле Мигдаль Эдера''. (Берейшит, 35:21). Насколько далеко находился Яаков от Мигдаль Эдера, сказать трудно. Даже если бы археологи перекопали всю округу, то вряд ли что-нибудь нашли. От шатров, которые ставят и разбирают, не остается никаких следов, но если бы и обнаружились какие-то следы стоянки, например, керамические черепки, то, в лучшем случае, их можно было бы отнести к эпохе праотцев. Сам холм, на котором находился Мигдаль Эдер, с запада и с юга окружает долина, называемая по-арабски Бурикат – Благословение. Относительно ровная долина с постоянными источниками воды была хорошим местом для стоянки, но, как мы уже сказали, точное ее местоположение нам неизвестно. Мигдаль Эдер связан еще с двумя традициями. Когда Авраам получил указание от Всевышнего принести в жертву своего сына Ицхака на горе Мория, или Храмовой горе, в Иерусалиме, то они вышли из Беер-Шевы, и ''на третий день возвел Авраам глаза свои и увидел то место издалека''. (Берейшит, 22:4).

Холм, идентифицируемый с ТаНаХическим Мигдаль Эдер, арабы называли Ум эль Тала – Мать высот, хотя речь не идет ни об Эвересте, ни о Килиманджаро. Высота его 976 метров над уровнем моря, в то время как другие холмы в округе, в среднем, чуть выше, или чуть ниже 950 м. Но и этого небольшого преимущества в высоте оказывается достаточно, чтобы через несколько минут подъема перед нами открылся захватывающий вид на восток, на запад и на север.

На востоке мы увидим населенную арабами деревню Бейт Фаджар, ближе, почти под нашими ногами, окажется религиозный киббуц Мигдаль Оз с низкими и очень длинными зданиями индюшачьих ферм. Посмотрим на запад и увидим современное шоссе, более или менее параллельное дороге праотцев. За ним бензоколонка, а еще дальше – странное здание, напоминающее средневековый рыцарский замок. Квадратный двор окруженный стенами и две башни по углам. Но само здание – это не хорошо сохранившийся реликт рыцарской эпохи. Построено оно было в 50-е годы ХХ века, во время иорданской оккупации, то ли против Израиля, то ли как база для борьбы с внутри арабскими беспорядками. Израильские солдаты, наблюдавшие за этими стандартными крепостями издалека, прозвали их Микки Маусами. И действительно, на расстоянии силуэт здания с двумя башнями напоминал голову с двумя большими ушами – прямо диснеевский мышонок. Теперь в этом помещении находится центр иудаики – еврейского прикладного искусства.

Если мы посмотрим еще дальше на запад, то увидим еще один религиозный киббуц – Кфар Ецион, а чуть севернее него - большое общинное поселение Алон Швут. Кфар Ецион был основан в 40-е годы, когда бушевала Вторая Мировая война. Вскоре к нему присоединились еще три киббуца, но все они пали в мае 1948 года, полностью отрезанные от районов с еврейским населением, оставшись без провизии и боеприпасов. В течение полугода с невероятным героизмом они отражали одну за другой атаки регулярных арабских соединений и многочисленных, хорошо вооруженных банд. Но силы были слишком неравными. Все четыре киббуца, в комплексе называвшиеся Гуш Ецион – Блок Ецион – пали. Более 250 человек погибло в бою, но жертва была не напрасной – они задержали на несколько месяцев продвижение арабов в сторону Иерусалима и, приняв на себя всю тяжесть вражеских атак, спасли Иерусалим от падения. Все девятнадцать лет между 1948 и 1967 годами жены и дети защитников этих поселений, эвакуированные в начале боев, всходили на один из холмов рядом с городом Бейт-Шемеш и смотрели на единственную опознаваемую примету Гуш Ециона – большой раскидистый дуб. И так из года в год четвертого ияра – в день падения Гуш Ециона, объявленного Днем Памяти всех солдат, погибших в войнах за Израиль. А после Шестидневной войны уже выросшие дети погибших защитников вернулись, возродили старые поселения и создали новые, такие как Алон Швут, в переводе Дуб Возвращения, в память о том самом дубе. Только теперь этот дуб – не просто едва различимая точка на горизонте, крошечный силуэт на фоне линии хребта, а настоящее дерево, к которому можно подойти, прикоснуться, посидеть в его тени, рассказывая о жертве старого Гуш Ециона.

Глядя же на север с вершины Мигдаль Эдера, мы вспомним про самый старый подвиг еврейского самопожертвования во имя Бога – жертвоприношение Ицхака. Нашему взгляду откроется новый город района Гуш Ецион – Эфрата, ее синагоги, дома, коттеджи, магазины, затем гряда холмов, а за ней мы увидим крыши Бейт-Лехема. Еще севернее раскинется Иерусалим. Он уже довольно далеко от нас, но даже небольшое возвышение Мигдаль Эдера дает нам возможность видеть на двадцать километров на север. Из голубоватой дымки проступают три башни на Масличной горе, высокие силуэты современных гостиниц разрезают плавную линию горизонта. И вот среди очертаний домов мелькнула золотая точка. Это позолоченный купол, неправильно называемый в народе мечетью Омара. Это не мечеть и не Омара; если перевести с арабского языка название Кубба’т а-Сахра, то получится Павильон скалы. Это восьмиугольное сооружение, покрытое синими изразцами и с золотым куполом отчасти, действительно, напоминает павильон какой-то бывшей среднеазиатской республики на ВДНХ. Своей несколько нарочитой пышностью оно резко контрастирует со строгими и, вместе с тем, нежными линиями и цветами остальных иерусалимских домов. Но что это за скала, над которой возвели мусульманские завоеватели в VII веке столь заметную конструкцию?. Скорее всего, это и есть Эвен Аштия – Камень Основания или Камень Питья – на котором основан весь мир, и из которого пьет весь мир знание Торы. Над этой плоской скалой возносились Первый и Второй Иерусалимские Храмы, а в Первом Храме стоял над ней Ковчег завета со скрижалями, на которых написал Моше десять заповедей. Перед Храмом находился жертвенник, построенный на том самом месте, где Авраам должен был совершить заклание своего единственного сына.

Мигдаль Эдер – это самая первая точка на пути из Беер-Шевы, из которой виден Иерусалим и Храмовая гора. И хотя в последние годы иерусалимские новостройки закрыли вид на некоторые части Храмовой горы, на холме Мигдаль Эдер возникает ощущение прикосновения к чему-то вечному. Есть еще одна традиция, связанная с Мигдаль Эдером. Первые комментарии к Торе появились в переводах ее на арамейский язык. И один из самых древних переводов-толкований называется таргум Йонатан бен Узиэль – перевод Йонатана сына Узиэля. Отрывок, приведенный нами выше: ''И отправился Исраэль (Яаков), и раскинул свой шатер за Мигдаль Эдером''. (Берейшит 35:21), он переводит дословно, но потом прибавляет в том же предложении свой комментарий – ''место, из которого появится Царь Машиах в конце дней''. Конец дней здесь означает будущее, и тут, на вершине этого холма, как бы объединяются времена. Авраам, идущий с сыном на гору Мория, дорога, соединяющая Иерусалим, Бейт-Лехем и Хеврон.

Все три города связаны с первым Царем Машиахом – Давидом. Он родился в Бейт-Лехеме, начал царствовать в Хевроне, основал вечную столицу в Иерусалиме. История с Гуш Еционом и не прекращающаяся и по сей день борьба с арабами за землю Израиля возвращает нас в сегодняшний день и к будущему появлению Царя Машиаха. Все времена как бы связаны воедино в одном месте. Но тут следует добавить, что еврейское представление о Машиахе в корне отличается от христианского. Машиах – это, в первую очередь, настоящий человек, рожденный от вполне земных отца и матери. И само слово Машиах значит ''помазанный елеем'', то есть, оливковым маслом, что означало в Израиле быть введенным в сан. Роль Машиаха – освободить народ Израиля и его страну от зависимости и гнета чужеземцев, вернуть народ к заветам Торы и построить Храм Божий в Иерусалиме. Машиах – это человек из плоти и крови, а не бесплотное, безгрешное, блаженное существо. И, разумеется, еврейское видение мира не может ни в коем случае принять сыновей Бога, матерей Бога и других близких и дальних родственников. Такие представления сродни Олимпу или Валхале, но к Завету, заключенному между Богом и Авраамом, Ицхаком и Яаковом они отношения не имеют.

А мы продолжим путь вслед за памятью о праотцах по Иудейскому хребту на север в город Бейт-Лехем. ''И было еще некоторое расстояние до Эфраты, как Рахель родила, и роды ее были трудными. И было, когда она напряглась при родах, повитуха сказала ей: не бойся, ибо это тоже тебя сын. И было с выходом души ее, ибо она умирала, нарекла ему имя Бен-Они. Но отец назвал его Биньямином. И умерла Рахель, и погребена на дороге в Эфрату, он же Бейт-Лехем. И поставил Яаков памятник над могилой ее. Это надгробный памятник Рахели до сего дня''. (Берейшит 35:16-20).

Трудно представить другое место, которое вызывало бы у людей столько эмоций. Перед началом каждого нового месяца приходили из Иерусалима в Бейт-Лехем толпы евреев, чтобы почтить память одной из праматерей народа, но особенно много людей собиралось, и собирается 11 числа месяца хешван, обычно выпадающего на ноябрь – в день смерти Рахели. Три с половиной тысячи лет прошло с тех пор, а жизнь, любовь и смерть праотцев и праматерей ощущается так живо, словно это очень близкие нам люди. И, может быть, действительно, для ощущения близости духа и семьи сжимаются и растворяются тысячелетия. Впрочем, не только евреи в Эрец Исраэль относились с таким трепетом к могиле Рахели. Ее стилизованные изображения висели во множестве еврейских домов в местечках Литвы и Белоруссии, Подолии и Галиции, в горах Атласа в Марокко и в еврейских кварталах Дамаска и Багдада. В конце XIX века появились и пользовались широким спросом фотографии из Святой земли. Сохранилось знаменитое изображение – раскидистое дерево, немощеная дорога, караван верблюдов и простое побеленное купольное строение, а вдалеке горный хребет. В виде фотографий, гравюр и цветных картинок обошло оно еврейский мир и стало неотъемлемым атрибутом как полу развалившихся домиков бедных мастеровых, так и пышных салонов купцов первой гильдии, банкиров и заводчиков.

Но времена меняются. На месте раскидистого дерева теперь бензоколонка, дорогу заасфальтировали, верблюдов вытеснили грузовики, автобусы и частные автомобили. Только старое белое купольное здание продолжало стоять, как стояло веками. Впрочем, и оно оказалось не вечным. В 1995 году израильское правительство приступило к исполнению договора, названного не без определенной доли цинизма ''Мирным''. Израильская армия покинула территорию Бейт-Лехема, и только его северная часть, примыкающая к Иерусалиму, осталась под еврейским контролем. Часть эта включает в себя и могилу Рахели, но линия границы прошла в нескольких метрах от нее. В качестве подготовки к столь ''Долгожданному'' миру весь комплекс могилы Рахели был преображен и превратился в хорошо укрепленный форпост. К счастью, те, кто его планировал, понимали, что речь идет не только об укреплении с чисто военным предназначением, но и о месте огромного религиозного, эмоционального и национально-исторического значения. Поэтому вид новоиспеченной крепости ''Мира'', с архитектурной точки зрения, вполне приемлем, а внутри гораздо больше места, чем было раньше, но знаменитый белый купол больше не виден. Зато имеется башня с позицией для снайперов. И это не излишняя предосторожность. Всякий раз, когда возникают трения с арабами, а они довольно регулярны, дорога, ведущая в Бейт-Лехем, становится далеко не мирной. Арабы бросают камни, бутылки с зажигательной смесью. Израильские солдаты отвечают резиновыми пулями и слезоточивым газом. Но все ''прелести'' мира не могут остановить еврейский народ. Паломничество к могиле Рахели продолжается, как и раньше. Есть, правда, мнения, и весьма обоснованные, что могила Рахели находится в другом месте – к северу от Иерусалима. Но, учитывая, сколько чистого чувства и желания приобщиться к духу праотцев связано с этим местом в Бейт-Лехеме, мы понимаем, что есть вещи, которые сильнее и выше сухой истории и географии.

Дорога праотцев уводит нас на север, и вскоре за северной границей Бейт-Лехема начинаются самые южные кварталы Иерусалима. Иерусалим, раскинувшийся по холмам и долинам, город, как будто вытканный из камня и света, соприкасающийся с небом. Небо может быть ярко-синим, и тогда город отливает белым и розовым. Когда же небо затягивается тяжелыми серо-лиловыми тучами, Иерусалим то показывается сквозь разрывы в облаках, то вновь исчезает за их завесой. Ночью черный свод усыпают звезды, а на земле тысячи огней плавными линиями повторяют контуры пейзажа. В любое время дня и ночи, в любой сезон город этот поражает, и не только когда его видишь в первый раз. Иерусалим – самый невероятный город на земле. Много раз его разрушали, но всегда восстанавливали, и никогда он не был забыт. Город, который притягивал, как магнит, и своих сыновей, и чужестранцев, и захватчиков. И, может быть, удивительно, что в истории праотцев мы встречаемся с этим местом только два раза, и оба в связи с Авраамом.

Правда, надо помнить, что если современный город занимает довольно большую территорию, а население его более полумиллиона человек, и дороги на Хеврон, Беер-Шеву, Тель-Авив-Яффо, Шхем и Иерихон проходят сейчас через него, то во времена праотцев картина была иной. Дорога шла более или менее по линии водораздела между бассейнами Средиземного и Мертвого морей, то есть, если мы возьмем все самые высокие точки хребта и соединим их линией, то получим приблизительно путь праотцев, каким он был в древности. В современном городе имеется широкая улица, называемая Дерех Хеврон – Хевронский путь. Дорога довольно новая – почти все здания вокруг были построены в ХХ веке. Но и глядя на них, можно почувствовать историю. Вот прямоугольные, как спичечные коробки, блоки, напоминающие советские ''хрущобы'' – никакого архитектурного замысла, и квартиры маленькие. В самых крайних из этих домов, поражают очень узкие окна, выходящие на одну из сторон, туда, где с ноября 1948 по июнь 1967 года проходила граница с Иорданией.

В конце 50-х-начале 60-х годов ХХ века, когда строились, эти дома было не до красоты. Пограничные кварталы срочно застраивались и заселялись. Требовалось хоть какое-то жилье для массовой алии начала 50-х, до этого находившейся в так называемых маабарот – лагерях из палаток или фанерных домиков. А прямо рядом с границей строили потому, что в городе, окруженном с трех сторон врагом, места было немного, и солдатам, охранявшим границу, хотели внушить, что дальше отступать уже некуда. В Иерусалиме держались за каждый камень – этот город не место для маневров.

Резким контрастом с блочными прямоугольниками выступают старые арабские виллы в квартале Бака. Многие из них вычурные, с затейливыми башенками и лестницами, прямо дворцы из сказок ''Тысячи и одной ночи''. Может быть, их богатые владельцы думали продемонстрировать этими постройками уверенность в силе своего богатства, но получилось иначе. В 1948 году, во время войны, хозяева этих домов бежали в арабские страны, а в их шикарных виллах поселили евреев, прибывших из тех же арабских стран. Многие виллы были разделены на несколько квартир и потеряли свое прежнее великолепие. Но в самом конце ХХ века положение вновь изменилось. Старые дома реставрируются. В 70-е годы уже строили качественно, но относительно просто. В последние два десятилетия ХХ века архитектура становится все сложнее и интереснее.

Проедем очередной светофор, и справа от нас еще одна новостройка. Так исчезает один из последних пустырей в этом районе, а вместе с ним – и часть иерусалимской истории. Здесь был первый иерусалимский аэродром. Во время Первой Мировой войны вылетали отсюда, тарахтя маломощными моторами и покачивая фанерными крыльями, маленькие самолеты. Они могли взлетать и садиться практически с любого пятачка, даже не очень ровного. Сначала это были германские и турецкие машины, потом британские. От их разведывательных полетов у нас осталось потрясающее наследие – огромная коллекция аэрофотоснимков страны – настоящий клад для географа и историка. Англичане тоже регулярно фотографировали страну с воздуха, даже в мирное время. На одном из этих снимков мы видим Хевронский путь, который раздваивается – одна его ветвь, петляя, пойдет к Яффским, или Хевронским, воротам Старого города, а другая пройдет чуть западнее, точно по водоразделу. Старый город лежит к востоку от нее, и дорога через него не проходит. Теперь это оживленная городская магистраль с множеством машин, парков, офисов, гостиниц и магазинов. Но когда-то точно по этому тракту шла дорога праотцев, и никакого города там не было. А где же был Иерусалим?

Самое интересное, что древнейшая его часть не входит в пределы того, что сейчас называют Старым городом. Когда в середине XIX века начинается выход из тесного и перенаселенного города, все то, что было внутри стен, стало называться Старым городом, а вне их – Новым. Но по отношению к общей истории Иерусалима, стены Старого города совсем не стары – их построили турки в первой половине XVI века вместо стены, разрушенной предшествовавшими им мамелюками. И построили они ее не потому, что город в ней очень нуждался – в то время уже была артиллерия, и никакие стены перед ядрами бы не устояли. Но в сознании людей стена была не только оборонительным сооружением, но честью и гордостью города. Еврейские деятели, которых было много при дворе султана Сулеймана Великолепного, ужаснулись, когда узнали, что святой город пребывает в позоре, лишенный стены. И в результате возникла стена, охватывающая теперь Старый город.

Для множества новых олим, туристов, а также жителей других городов Израиля, а часто и для коренных иерусалимцев, кульминацией их визита в Старый город является Котель. Кто будет страстно молиться, кто просто прижмется к древним шершавым камням и впитает их теплоту, кто всунет в узкие щели между огромными блоками записку с личной просьбой. Котель – стена без всяких украшений – сама простота, воплощающая минимализм внешней оболочки и подчеркивающая максимализм внутренних чувств, не оставляющая равнодушными никого.

В памяти возникают фотографии 19 века, где евреи – выходцы из разных стран – сидят на земле возле этих вечных камней и оплакивают разрушенный Храм (отсюда название – Стена Плача). Вспоминаются фотографии о тяжелой борьбе с арабами и британцами в 20-40-е годы XX века за право молиться на этом месте, вынужденный отрыв от Котеля между 1948-1967 годами, когда Старый город был оккупирован иорданцами, и фотографии героев парашютистов, небритых и пропахших порохом, стоящих в благоговейном молчании возле только что освобожденной святыни. Может быть, все это в совокупности привело к тому, что многие забыли вообще, что Котель, она же Западная Стена, она же Стена Плача, является лишь небольшой частью внешней стены Храмовой горы и, конечно, не является самым святым местом Еврейского народа, а лишь его оболочкой, его венцом, но не им самим.

Сама же гора находится за Стеной. Это та самая гора Мория, где проходило Жертвоприношение Авраама, и где Давид намеревался построить Храм и где, в конце концов, его возвел его сын и наследник – Шломо. Это великолепное сооружение подробно описано в ТаНаХе, в Книге Млахима Царства I, главы 6-7. От Храма Шломо ничего не осталось. Он был разрушен вавилонским царем Навухаднецером в 586 г. до н.э.

Разрушение Храма, гибель своего национального царства и насильственное изгнание в Месопотамию было глубоким шоком для народа, но не сломило его дух. Наоборот, народ не впал в отчаяние, не растворился в новой среде, хотя многие очень преуспели, став царедворцами, владельцами торговых домов, администраторами. Они задались вопросом - почему Господь послал на нас это несчастье? – и нашли ответ: мы оставили Завет Торы и увлеклись мерзостями Кнаана, мы совмещали истинную веру с идолопоклонством. Идолопоклонство было отброшено в мусорную лавку истории, а уже через 70 лет, когда некогда гордая Вавилония была разбита персами и сама превратилась в историю, евреи вернулись в Иерусалим.

Сначала их было мало, и Храм, Второй Храм, возрождался с большим трудом, и был он маленьким и жалким по сравнению с Храмом Шломо. Но шли века. Храм укреплялся и хорошел. В середине II в. до н.э. во время Эллинской оккупации он претерпел осквернение и очищение, чем обогатил еврейскую традицию новым праздником – Ханука. Главная эпоха величия этого здания началась в самом конце I века до н.э. ненавидимый народом царь-узурпатор Ирод, чтобы приобрести в народе хоть какую-нибудь популярность перестраивает Храм.

Саму гору Мория опоясала огромная стена длиной в 500 м. и шириной в 250 м., создав колоссальный прямоугольник – самое большое священное пространство древнего мира. С городом она была связана великолепными лестницами и висячим мостом. Внутренняя часть была выровнена и окружена так называемой королевской колоннадой из более 1000 могучих колонн. А посередине окруженная внутренними дворами находилась громада из бело-голубого мрамора, увенчанная золотой крышей, - сам Храм. Храму, его дворам и внутренним помещениям посвящено много литературы, - от талмудического трактата ''Мидот'', описаний Иосифа Флавия в I в. н.э., до вполне современных книг с многочисленными качественными иллюстрациями.

Но мы остановимся лишь на нескольких важных моментах. В языческих капищах, и также в большинстве христианских церквей вход обычно находится на западе, а само здание обращено на восток, куда направлены и лица находящихся в нем людей. Там начинается их царство , период их ''власти в мире''. В Иерусалимском Храме все было наоборот. Люди входили с востока и обращались лицом на запад, где в самой глубине

Храмового здания находилась Святая Святых. В первом Храме там стоял Ковчег с десятью заповедями, во Втором Храме там была только голая скала, но это было место, через которое Дух Божий – Шехина распространяет свое благословение на весь мир. Сюда заходил только один раз в году – в Йом Кипур и только один человек – Коэн Гадол – первосвященник. А весь народ обращался лицом и поклонялся с Востока на Запад, выражая этим пренебрежение к языческим символам - солнцу, луне, звездам, и демонстрируя тем самым отрицание язычества.

Другим качеством Храма было его абсолютно центральное место в еврейской жизни в Эрец Исраэль и в Диаспоре. Трудно даже представить себе бесконечные нити, которые связывали все еврейское существование с Храмом, достигая своего апогея во время трех ежегодных восхождений в праздники Песах, Шавуот и Суккот. Огромное скопление народа сильно разжигало национальное чувство, и римские захватчики остро это чувствовали. Так как Храм был фокальной точкой еврейского бытия, то Римский полководец, а впоследствии император, Тит решил, что с его уничтожением будет утихомирен этот вечно бунтующий народ, а, может быть, и уничтожен, если не физически, то духовно. И, действительно, в 70 г. н.э. точно в то же день, когда был разрушен Первый Храм, был сожжен и Второй.¹

Но, как и Навухаднецер вавилонский, Тит римский просчитался. Народ, пережив страшную катастрофу, сохранил вечную память о Храме в молитве, на страни цах книг, во множестве обычаев, напоминающих о том, что никакая радость не может быть полной, пока Храм Божий лежит в развалинах. Но даже с физическими остатками Храма не могли окончательно справиться старательные римские военные инженеры. Сохранился огромный прямоугольник внешних стен Храмовой горы, некоторые ворота. Немного к югу от Котеля раскопки последних лет XX века открыли даже остатки улицы. А на плитах каменной кладки этой улицы в одном месте имеется целая груда больших каменных блоков – они лежат здесь точно так же, как лежали, когда были сброшены с высоты римским легионерами. С другой стороны от открытой и всем известной части Котеля уходит под землю длинный туннель, названный не совсем правильно, - Туннелем Хасмонеев.

Во-первых, к Хасмонеям (Маккавеям) относится лишь небольшая его часть, большая же была построена во времена Ирода. Кроме того, изначально место вообще было не туннелем, а открытой улицей. Туннель был прорыт уже в наше время под домами, выросшими со Средневековья над развалинами города эпохи II Храма. И в этом туннеле мы можем видеть одно из чудес еврейской инженерной техники эпохи Ирода - каменный блок чудовищной величины (высотой и глубиной 4 метра, длиной 11 метров), вес его должен быть около 500 тонн. До сих пор не ясно, каким образом передвигали подобную махину, и мне кажется, что и в наше время это бы тоже считалось большим достижением строителей. Но не этот чудо-блок является главной точкой туннеля. Чуть дальше, в небольшом расширении постоянно горит лампада и лежат рядом несколько книг Теилим - Псалмов. Это место находится напротив Святая святых Храма. Часто видны здесь люди, застывшие или чуть раскачивающиеся в такт Молитве. ''Умилосердись, господь наш Бог, над Израилем, Твоим народом и над Иерусалимом, Твоим Городом, и над Ционом, где обитает Слава Твоя, и над Царством дома Давида, помазанника Твоего, и над великим Святым Храмом, который назван Твоим Именем…''² Память же о Храме, Святом Городе и Царстве наследников Давида никогда не покидала народ, живущий Надеждой.

Сама же Храмовая гора была заброшена в римско-византийскую эпоху. Мусульмане построили над местом, где была Святая Святых огромный и несколько аляповатый Купол Скалы. Крестоносцы превратили Храмовую гору в зону действия Ордена Тамплиеров. После их окончательного поражения мусульмане снова создали там зону мечетей, хотя отношение к святости места и его позиции в иерархии мусульманских святынь находится в тесной связи с сиюминутной политической конъюнктурой.

После Шестидневной войны медленно и постепенно начинает снова усиливаться понимание, что не Котель, маленький кусочек внешней стены, а сама Гора является настоящей СВЯТЫНЕЙ, и надежда веков, тяжело, через испытания и столкновения начинает принимать формы реальности.

Современный Старый город можно представить в виде искаженного квадрата, каждая из сторон которого имеет длину около километра. В западной части город ''сидит'' на хребте, потом спускается в лощину и поднимается еще на один хребет, на сей раз, более низкий. Знаменитая площадь Котеля – Стены Плача – как раз находится в этой лощине. Хребет же над ней, уже более двух тысячелетий обнесенный мощной стеной – это Храмовая гора, или гора Мория – то самое место, что увидел Авраам издалека, место, где стояли I и II Храмы. Далее отрог Храмовой горы идет на юг, выходит из стен Старого города и круто спускается вниз, ограниченный с запада лощиной под названием Гай – в ней и расположена площадь Котеля – а с востока очень глубоким каньоном Кедрон. Вот это сочетание крутых склонов каньонов и лощин и постоянного источника воды и позволило создать здесь город. Назывался он Шалем, Эрушалмем, Урушалима, Йерушалаим, Цион, город Евусеев, замененный потом на город Давида – вот только несколько названий этого города в глубокой древности.

И первое упоминание о нем в Торе относится к единственной известной нам войне, которую вел Авраам. ''И услышал Авраам, что родственник его взят в плен, и вооружил воспитанников своих, рожденных в доме его, триста восемнадцать, и преследовал до Дана. И разделился против них ночью, сам и слуги его, и бил их, и преследовал их до Ховы, что влево от Дамаска. И возвратил он все имущество, а также Лота, родственника своего, и имущество его возвратил, а также женщин и народ. И вышел царь Сдома ему навстречу по возвращении его после поражения им Кедарлаомера и царей, что с ним – в долину Шаве, она же долина Царская. И Малки-Цедек, царь Шалема вынес хлеб и вино. А он был священник Бога Всевышнего. И благословил его и сказал: Благословен Авраам от Бога Всевышнего, Владыки Неба и Земли. И Благословен Бог Всевышний, который передал врагов твоих в руку твою, и дал (Авраам) ему десятую часть от всего''. (Берейшит, 14:14-21).

Можно сказать, что встреча между Авраамом и одним из его немногочисленных в ту пору единомышленников, веривших в Единого Верховного Бога, и есть первое упоминание об Иерусалиме, тогда называвшемся Шалем. Сам город был хорошо защищен и топографией, и своими стенами, но размеры его были весьма невелики по масштабам тех времен: 400 метров длины на 150 метров ширины. Даже дорога проходила не через него, а рядом. Только после того, как Давид сделает этот город своей столицей, а Шломо построит Храм, займет Иерусалим подобающее ему положение.

Далее дорога праотцев пойдет на север. Сначала через кварталы современного Иерусалима, которые еще долго будут окружать ее, временами совершенно скрывая древний тракт. Потом, наконец, город закончится, и хотя на окрестных холмах мы сможем видеть то новые еврейские поселения, то арабские деревни, все больше глазам открывается ТаНаХический пейзаж. Террасы с множеством олив, отдельные группы фиговых деревьев. Дорога то спускается в долину, то вновь поднимается на вершину холмов. К западу от нее находятся населенные в наше время арабами города Рамалла и Эл-Бирэ, а на востоке простирается полупустыня. Стоя на вершине какого-нибудь холма, мы сможем увидеть, как склон круто идет вниз, а там, километрах в двадцати к востоку лежит долина Иордана. Сам же склон находится, как и Иудейская пустыня, в дождевой тени.

Здесь расположена пустыня Биньямина, или пустыня Шомрона. Она чуть менее сухая, чем Иудейская, хотя большой разницы нет. Главное отличие, может быть, в том, что ее пересекают с запада на восток, то есть, с горы до Иорданской долины, несколько каньонов с постоянными источниками воды. И не просто источниками, а небольшими прудами и водопадами. Самый замечательный из этих каньонов – Нахал Пратт, известный еще как Вади Кельт. Обилие воды приводит к тому, что между высокими, почти вертикальными, стенами в отдельных местах растительность настолько густа, что через нее надо просто продираться. Все это привлекало и привлекает множество разных животных и птиц и, конечно, пастухов. Их можно часто видеть в каньоне, приводящих свои стада на водопой или купающих овец перед стрижкой. Пастухи-бедуины со своими стадами хорошо гармонируют с первозданным пейзажем, и при взгляде на них возникают видения стад Авраама. И эти видения вполне оправданы и исторически, и географически. Если мы нанесем на карту все места, упоминаемые в Торе в связи с праотцами, то получится, что они всегда жили и кочевали со своими стадами по границе пустыни. Праотцы были, в основном, скотоводами, и поэтому им всегда надо было находиться возле степных или полупустынных районов. Когда после сезона дождей этот район покрывался ярко-зеленым ковром трав, их пастухи углублялись в ожившую пустыню, но никогда не уходили слишком далеко от источников. Когда же в пустыне все высыхало, они были достаточно близки к вершине хребта, поросшего в то время густыми лесами. Сам образ жизни праотцев определялся особенностями основных мест их пребывания.

Мы продолжаем путь к северу. Следующее место, тесно связанное с памятью о праотцах, это Бейт-Эль. Слово бейт-эль переводится как дом Божий, и очевидно, что так его называли наши праотцы. В Торе упоминается и более древнее имя города – Луз. Бейт-Эль был вторым местом, где останавливался Авраам после прихода в страну. Он также построил там жертвенник. Внук его, Яаков, убегая от мести своего брата Эйсава, имел там видение лестницы, уходящей в небо, и спускающихся и поднимающихся по ней ангелов. По возвращении в страну Яаков получил от Всевышнего знак: отныне его главное имя будет Исраэль (Израиль), и под этим именем один человек стал воплощением всего народа. ''И пришел Яаков в Луз, что в земле Кнаан (Ханаан), он же Бейт-Эль, он и весь народ, который с ним. И построил там жертвенник, и назвал это место Эль-Бейт-Эль (Господин Дома Божьего), ибо там явился ему Бог, когда он бежал от брата своего''. (Берейшит 35:5-8). Там же было Яакову и второе видение: ''И явился Бог Яакову еще раз по возвращении его из Паддан-Арама, и благословил его. И сказал ему Бог: имя твое Яаков, отныне ты не будешь называться Яаковом, но Израиль будет имя твое. И нарек ему имя Израиль''. (Берейшит. 35:9-10).

На месте древнего Бейт-Эля находится теперь деревня Битин, населенная в настоящее время арабами. Как и многие другие арабские деревни, она включает старое ядро – тесно построенные каменные дома, часто с купольными крышами. Между домами узкие улочки, а сами здания примыкают друг к другу таким образом, что создают подобие защищенной крепости. Причиной этому было, в основном, беззаконие, которое царило в стране большую часть эпохи турецкой власти (1516-1917). В последнее время деревня разрослась. Старое ядро теперь окружено разбросанными среди садов и полей домами. Первое, что бросается в глаза, - это отсутствие какого бы то ни было плана застройки. Дома стоят под разными углами друг к другу и без какого-либо учета направления дорог и улиц. Второе – величина и богатство домов. Это целые виллы, иногда трех - или четырехэтажные. Некоторые довольно красивы, другие же являются воплощением полного отсутствия чувства вкуса и меры у их строителей и хозяев.

Но нас интересует древний Бейт-Эль. Изначально, после завоевания страны коленами Израиля город находился в самой южной части надела колена Эфраима. В течение короткого времени в нем находилась скиния Завета. После раскола Израильского царства на южную Иудею и северный Израиль, Бейт-Эль оказался на территории северного царства. Для того чтобы раскол стал фактом, первый царь Севера – Иеровам – должен был создать альтернативу Иерусалиму. Город Храма и город престола династии Давида были слишком тесно переплетены в сознании народа, и для укрепления собственной династии Иеровам построил два храма, которые должны были заменить иерусалимский. Один из них находился в месте Дан на крайнем севере страны. Вокруг истоков Иордана природа предстает во всем своем величии, и это подходило для весьма пантеистического подхода в иеровамовском понимании религии. Второй храм был построен в Бейт-Эле, скорее всего, для того, чтобы придать ему пристойность, благодаря глубоким традициям, связывавшим это место с памятью о праотцах. Но в храмах этих были помещены статуи быков – символа мощи и потенции в древнем мире. И хотя Иеровам и объявил, что будут здесь служить Богу, который вывел Израиль из Египта, но то, что началось с олицетворения образа Господа в понятной тогда символике, очень быстро привело к идолопоклонству и процветанию культов финикийских и ханаанских богов.

Сама династия Иеровама просуществовала недолго. Храм же его был разрушен, в конце концов, праведным царем иудейским Ошияу, которому на период своего правления удалось выкорчевать почти полностью проявления языческих культов из страны, если не из сознания людей. Из всего этого становится ясно, что одной святости места и великих традиций недостаточно, и невозможно к ним относиться, как к талисманам, которые защищают в любом случае. Отдельные индивидуумы и народ целиком всегда ответственны за свои поступки, и даже земля, обещанная праотцам, дается не безусловно. Бейт-Эль несколько раз разрушался и восстанавливался. В результате арабского завоевания в VII в. до н.э. он был окончательно оставлен, и только через много веков на его месте возникла деревня Битин, сохраняющая, правда, в очень искаженной форме, древнее название.

Мы продолжаем движение на север, то, спускаясь по склонам, то, извиваясь по узким долинам. Большинство горных склонов вокруг теперь расчленены террасами, но, как мы уже не раз отмечали, во времена праотцев все они были покрыты густыми лесами. Район этот называется Шомрон – Самария, хотя и это имя было дано много позже эпохи праотцев. Происходит оно от названия столицы, созданной для северного еврейского царства после раскола, как политический противовес Иерусалиму. Сам город был построен царем Омри (882-871 гг. до н.э.) и разрушен ассирийцами в 722 г. до н.э. История города как столицы длилась чуть более 150 лет, и, в отличие от Иерусалима, большого духовного наследия Шомрон не оставил, само, имя его стало символом вероотступничества. Но в смысле материальной культуры и роскоши Шомрон, очевидно, был неповторим. В царском дворце были помещения и мебель, целиком инкрустированные слоновой костью. Учитывая, что слоны в Эрец Исраэль не водятся, да и вообще, слон – это не овца, и охота на него – занятие опасное, можно представить себе, какие огромные затраты позволяли себе правители Шомрона. Но до нашего времени о них сохранилась весьма недобрая память в ТаНаХе, об этом свидетельствуют многочисленные археологические находки и само название района.

В наши дни почти вся гористая территория к северу от Иерусалима вплоть до гор Гильбоа называется Шомрон, по-русски, Самария. Горы Шомрона можно отличить от Иудейских даже обычным, непрофессиональным взглядом. Если Иудейский хребет аккуратно вытянут с юга на север, и там нет большой разницы в высоте между отдельными холмами, то Шомрон куда более разнообразен в смысле рельефа. Относительная высота различных пиков варьируется, хребты местного значения пролегают под разными углами друг к другу, долины то расширяются, то сужаются, и их больше, чем в Иудее. В какой-то мере это связано с тем, что в Шомроне выпадает больше осадков, и вода смогла размыть себе больше стоков и в Шфелу, то есть, в прибрежную долину вдоль Средиземного моря, и в сторону долины Иордана, постепенно расширяя пути своего стока и создавая межгорные долины. Эта кажущаяся беспорядочность придает горам Шомрона свою особую прелесть. Природа здесь выглядит более многообразной в смысле форм и очертаний, чем в Иудее, как будто кисть Верховного художника свободнее гуляла по холсту творения, не ограничивая себя строгими правилами.

Еще одно явление, на которое обращаешь внимание в современном Шомроне, - это расположение большого количества арабских деревень на вершинах гор и холмов. Правда, как у каждого из правил, связанных с географией человека, много исключений, но в целом, складывается впечатление, что изначально создатели деревень выбирали самые высокие места. Причин этому, в основном, две. Высокое местоположение обеспечивало относительную безопасность во время клановых войн. С вершины лучше осматривать окрестности, штурмовать ее сложнее, чем низкое место, и отстреливаться сверху легче. Во-вторых, лучшая земля находится на склонах и в долинах, и терять пригодную для обработки землю, занимая ее домами, просто жалко. Можно сказать, что в те времена, когда почти каждая деревня сама обеспечивала себя почти всем необходимым пропитанием, жители не могли позволить себе подобной роскоши. Может быть, есть и еще одна причина. Большое количество старых арабских деревень просто находятся на развалинах гораздо более древних поселений. Как мы видим, менялись народы, религии, империи, но на протяжении веков правила рационального землепользования оставались неизменными.

Однако от них отступили в наше время. Большая занятость в промышленности, строительстве и сфере обслуживания привела к тому, что роль сельского хозяйства в семейном бюджете арабов сильно упала, и деревни стали разрастаться, жилые дома начали теснить сады и виноградники. К тому же, массовая алия евреев в Эрец Исраэль с начала ХХ века привела к значительному улучшению медицинского обслуживания по всей стране, и традиционно высокая детская смертность среди сельского арабского населения стала резко падать. Результатом этого явился внезапный рост населения, которому требовалась жилая площадь. Но в вопросе о жилой площади, то есть, жизненном пространстве, есть и острый национальный характер. Начиная с середины 70-х годов ХХ века, активизировалось движение за возвращение еврейского народа в Шомрон. Преодолевая множество трудностей, таких как далеко не всегда положительное отношение к этой идее официальных израильских властей, арабский террор и нехватка земли, все же удалось создать на этой территории довольно много еврейских поселений. В их местоположении физическая география играла гораздо меньшую роль, чем политическая. По большей части, они создавались там, где была свободная земля, государственная или выкупленная у арабов. В смысле планировки, еврейские поселения очень отличаются от арабских. В большей части последних самыми бросающимися в глаза строениями являются минареты мечети, тогда как в еврейском поселении самые значительные архитектурные сооружения – синагоги.

Но есть еще одно отличие, лучше всего заметное с высоты птичьего полета или, говоря современным языком, на аэрофотоснимках. Современные еврейские поселения четко спланированы, дороги и улицы располагаются концентрическими кругами, общественные здания обычно находятся в центре или в нескольких центрах, и дома построены в определенной зависимости друг от друга, а не разбросаны в беспорядке по склонам.

Одним из таких поселений является Шило в самом центре гор Шомрона. Шило был древней религиозной столицей колен Израиля. Именно религиозной, потому что в эпоху Судей, в отсутствие государственности, ни о какой политической столице не могло быть и речи. Но в Шило находилась Скиния Завета – протохрам, построенный Моше в пустыне, и именно это место объединяло еврейский народ, вопреки всей его раздробленности. В XI в. до н.э. город был захвачен и разрушен филистимлянами, и следующая общая столица находилась уже в Иерусалиме. В 1978 году, в обход разных правительственных ограничений, в Шило прибыла группа поселенцев под видом археологической экспедиции. На месте старого Шило возник новый еврейский город. Но о древней еврейской истории тоже не забывали. В Шило археологами был раскопан фундамент, соответствующий пропорциям двора скинии Моше. Новая синагога в городе также выполнена в стиле, напоминающем скинию.

Тем временем, дорога, идущая на север, привела нас в город, который гораздо больше связан с памятью о праотцах Аврааме и Яакове, – Шхем. Сам город очень древний, и ко времени прихода Авраама в страну (XVII в. до н.э.) он насчитывал уже не одну сотню лет. В древнеегипетских надписях, датируемых самым началом IX в. до н.э., город упоминается под названием Сехмес. Учитывая, что в семитских языках буквы шин и син пишутся одинаково и варьируют в произношении, а гласные не имеют большого значения для корней, нетрудно, отбросив египетское окончание ес, получить ивритский Шхем. Интересно, что колено Эфраима, занимавшее территорию от Шхема до Бейт-Эля в XIII-VIII в. до н.э., было известно тем, что в их диалекте иврита ''шин'' всегда произносился как ''син''. Значение же самого слова шхем, или шехем, на иврите – это часть спины между плечами. И это название отвечает реальной географии. Город находился на относительно невысоком холме в узкой долине между двумя высокими горами – Гризим с юга и Эйвал с севера. Горы, действительно, окружали древний Шхем, как высоко приподнятые плечи. Но почему же он располагался внизу, а не на удобном для обороны высоком месте? Были для этого, очевидно, две главные причины. Во-первых, вода. В районе древнего Шхема имелись, по-видимому, источники воды и колодцы, а без воды в эпоху, когда еще не умели штукатурить подземные цистерны, никакое, даже маленькое, поселение не могло существовать. Вторая причина связана с необыкновенно удачным положением Шхема на перекрестке важных торговых путей древности.

Первый из них – это дорога праотцев, - дерех авот на иврите, вдоль которой мы следовали от Беер-Шевы, через Хеврон, Гуш Ецион, Бейт-Лехем, Иерусалим, Бейт-Эль и Шило с юга на север до Шхема. Вторая дорога шла от города на запад в сторону прибрежной низменности, дороги моря, к средиземноморским портам. Третья дорога вела из Шхема сначала на север, затем поворачивала дугой на юго-восток и выходила в Иорданскую долину к переправам Иордана и далее, к царской дороге на востоке страны, которая вела в Дамаск и Междуречье. В отличие от Иерусалима, который изначально находился несколько в стороне от главных торговых путей того времени, Шхем полностью использовал свое положение и в течение более тысячи лет был самым важным городом Шомрона.

Вернемся сейчас к третьей дороге, которая связывала Шхем с Иорданской долиной. Для нас она важна тем, что по ней пришел в Шхем и, вообще, в страну Авраам, а потом вернулся после долгого отсутствия его внук Яаков со своими женами, сыновьями и дочерью. Необычное направление дороги сначала на север, потом – на юго-восток связано с тем, что она проходит вдоль течения реки Тирца, по-арабски Фара. Сама река невелика, в представлениях Центральной России это скорее ручей, но ручей этот прорезал себе, выходя из Шхема на север, глубокий каньон между горами Эйвал и Кабир. Затем Тирца обогнет западный край Кабира и потечет вдоль этого хребта до самого впадения в Иордан. Слово кабир на иврите значит могучий, великий, и действительно, огибая хребет с запада, речка протекает глубоко внизу, в долине, тогда как гора круто возносится вверх.

Если стоять на вершине горы Кабир, то вид на север будет совершенно захватывающим. Далеко внизу, течет Тирца, окруженная густой растительностью. С нашей высоты воды даже не видно – только узкая полоска зелени внизу. Это неудивительно, мы находимся над руслом на высоте более полукилометра. В зимнее время дождевые тучи иногда проплывают прямо под нами, и это необыкновенное ощущение – стоя на земле, видеть под собой облака. И не только облака. Порой внизу пролетает самолет или вертолет. А дальше за руслом начинаются квадраты и прямоугольники обработанных полей, каждый сезон меняющие свой цвет. То они светло-бежевые, то темно-бурые, ядовито-зеленые или ярко-желтые. Холмистый пейзаж расстилается все дальше, испещренный то деревнями, то городками, то ленточками дорог. Мы так высоко, что видно на десятки километров вперед вплоть до далекой голубоватой дымки, размывающей линию горизонта. В солнечные зимние дни, когда воздух чист после только что прошедших дождей, мы сможем увидеть и блестящую снежную шапку Хермона.

Но посмотрим снова вниз, себе под ноги. Вдоль течения Тирцы тянется проезжий тракт, постепенно поднимаясь из Иорданской долины в сторону Шхема. Заменим в воображении серую полоску асфальта на беловатую, вытоптанную бесконечными ступнями и копытами тропу, а машины – на мерно идущий караван, и мы вернемся во времена шатров Авраама или Яакова. Оба, каждый в свое время, воспользовались этой дорогой от бродов Иордана до города Шхем, который стал для Авраама первой его важной стоянкой в стране, а для Яакова – первым местом, где он осел после долгого отсутствия. ''И прошел Авраам по земле этой до места Шхема, до Алоней Мамрэ (Дубравы Мамрэ). А кнааней тогда был в этой земле''. (Берейшит, 12:6-7).

В большей степени присутствие кнаанеев в стране и в Шхеме почувствовал праотец Яаков. ''И пришел Яаков благополучно в город Шхем, который в земле Кнаан (Ханаанской), по пути его из Падан-Арама, и расположился перед городом. И купил участок поля, на котором раскинул шатер свой, у сынов Хамора, отца Шхема, за сто ксит (денежная мера). И поставил там жертвенник, и назвал его Эль-Элоэй-Исраэль (Господу Богу Израиля). И вышла Дина, дочь Леи, которую она родила Яакову, посмотреть на дочерей страны той. И увидел ее Шхем, сын Хамора Хивийца вождь той страны, и взял ее, и лег с ней, и насиловал ее''. (Берейшит, 33:18-19,34:1-2). Это было одно из самых драматичных столкновений между семьей праотцев и кнаанеями (хивийцы были одной из семи народностей под общим названием кнаанеи, или ханаанцы). Страшная месть сыновей Яакова уничтожила город. Яаков, опасаясь мести окрестных народов, оставил Шхем и отправился на юг, но опасения были напрасными. Во все века тех, кто может постоять за свою честь, уважали и не трогали.

В Шхеме же был заключен еще один союз между Господом и народом Израиля в самой начальной стадии завоевания страны. Шесть колен расположились на горе Гризим и шесть – на горе Эйвал. Колено священников Леви встало в долине между ними. Были снова зачитаны благословения, полагающиеся тем, кто исполняет заповеди Торы, и проклятия тем, кто их нарушает. На горе Эйвал был построен жертвенник. С тех пор Шхем символизирует благословения и проклятия еврейской истории: духовный взлет и падение богоотступничества, горечь унижения и торжество победы, союз между братьями и братоубийственный раздор. И никто не выражает эту идею в большей степени, чем Йосеф, сын Яакова, похороненный в этом городе.

Небольшое купольное здание, побеленная комната, невысокое надгробие. Перед входом – маленький двор, в котором растет дерево. Ствол его изгибается, меняет направление, но, в конце концов, тянется вверх, как символ жизненного пути Йосефа. Любимый сын своего отца, ненавидимый братьями, проданный ими в рабство в Египет. Там Йосеф проходит все возможные стадии, от домашнего раба, заключенного в тюрьме по ложному доносу, до вице-фараона, - фактического правителя главной мировой державы того времени. А потом происходит его драматическая встреча с братьями и, позже, с отцом. Но, даже будучи в зените своей карьеры и обладая практически неограниченной властью, Йосеф знает, что он и его братья лишь временные гости в Египте. Он берет с них торжественное обещание, что по возвращении их Господом в землю, обещанную Аврааму, Ицхаку и Яакову, он будет перезахоронен в этой земле.

Его прямой потомок, Йеошуа бен Нун, исполнил его волю, и Йосеф нашел свое настоящее последнее пристанище в Шхеме. Теперь на месте его могилы находится ешива ''Од Йосеф хай'' - ''жив еще Йосеф!'' – крик, который вырвался у Яакова, когда он узнал, что его сын не погиб. Само нахождение ешивы среди враждебного арабского окружения нередко приводит к столкновениям. Непроста судьба и Йосефа, и его потомков, которые снова и снова должны бороться и за свой духовный облик, и за свою страну, и за свою жизнь.

Но вернемся во времена праотцев, о которых сказано: ''И кнаанеец тогда в стране''. Кем были эти кнаанеи, и какова тогда была геополитическая ситуация? Надо помнить, что под общим названием народов Кнаана подразумеваются семь различных народностей, очевидно, имевших разное происхождение. Одни были хамитами, что, вопреки распространенному мнению, означает не негры, а народы, близкие к древним египтянам. Другие были индоевропейского происхождения, а остальные принадлежали к группе западно-семитских народов. Собственно кнаанеи жили на побережье и в долине Иордана. Эмореи жили в гористых районах, особенно на Голанах и в Заиорданье. Хетты жили в Иудейских горах и, в частности, в районе Хеврона, но главное их царство находилось в Малой Азии. Хивийцы жили в Шомроне, призийцы – в Шомроне и в Галилее. Евусеи, небольшой народ, состоявший из смеси хеттов и эмореев, жил в районе Иерусалима. О последнем народе с довольно странным названием – гиргаши – нам ничего неизвестно.

Относительно происхождения названия Кнаан существуют два мнения. Первое говорит о том, что кнаан – название пурпурной краски, добычу и производство которой мы описали в главе о животных. Этот краситель был самым дорогим предметом экспорта, и в клинописных архивах месопотамского города Нузи он записан под именем кнаан. Но не совсем понятно, называлась ли страна по продукту или наоборот. В современном английском языке фарфор называется чайна (China), то есть, Китай, так как самые качественные сервизы привозились именно оттуда. Согласно второму мнению, кнаан происходит от кнаанит – торговец. Мы уже писали о том, что морская ветвь кнаанеев – финикийцы – процветали за счет торговли со странами восточного Средиземноморья, а позже – с Италией, Испанией и Северной Африкой.

Но и сухопутные кнаанеи, которые располагались на перекрестке важнейших торговых дорог между Египтом, Месопотамией и Аравией, использовали до конца тот коммерческий потенциал, который давало им выгодное географическое положение. Отсюда и кнаанит - торговец – название, совместившее в себе национальную и профессиональную идентификацию. Города Кнаана разбогатели и отличались высоким уровнем материальной культуры. Кнаанеи строили большие поселения, окруженные мощными стенами с воротами и башнями, дворцы и храмы. Они также умели делать колесницы и корабли, обрабатывать поля, производить цветные ткани. Но в отличие от их успехов в области материальной культуры, их духовная культура была груба, примитивна и жестока. Человеческие жертвоприношения, организованный разврат, самоуродование были довольно типичны для кнаанейского язычества. Очевидно, что и в области социальной справедливости и солидарности кнаанеи выделялись не лучшим образом даже на общем фоне обычаев своего времени.

Другая сфера, в которой они явно не преуспели, была государственность. На протяжении всего периода праотцев, а также до и после него, они ни разу не организовали сильного единого государства. Кроме более или менее сильных, но ограниченных по территории царств в Восточной Галилее и Заиорданье, мы имеем дело с небольшими княжествами, то есть, городами-государствами. Города эти вели между собой частые войны, заключали временные союзы друг против друга, которые распадались так же быстро, как и складывались. Номинально земля контролировалась Египтом, и в надписях фараонов часто находят сообщения о победах, уничтожении и порабощении кнаанейских городов-государств. Правда, иногда мы находим, что один и тот же фараон должен был совершить несколько ''победоносных'' походов в Кнаан. Значит, первые были далеко не такими успешными, если через короткое время надо было все начинать сначала. Но на египетских надписях мы всегда читаем только о блестящих победах.³ Часто фараонам было просто не до дел беспо-койных вассалов, а общее ослабление Египта в связи с нашествием народов моря в XIII-XII вв. до н.э. привело к тому, что даже формальная египетская гегемония закончилась. Но во все эпохи земля Кнаан, а потом Эрец Исраэль представлялась державам Египта и Месопотамии или потенциальным полем боя, или дорогой для прохождения войск, или буферной зоной для защиты своей главной территории от вторжения врага. Такова была политическая ситуация в стране во времена Авраама, Ицхака и Яакова.

Познакомившись с главными местами их пребывания и с основными маршрутами их кочевий, мы обратимся еще к одному району в юго-западной части страны, куда праотцы переселялись во время засух и неурожаев. Район этот – Грар, лежащий вокруг одноименного города, скорее всего, недалеко от моря, хотя и не на самом берегу. Грар находился на более или менее ровной территории, пересекаемой руслами потоков, сухих большую часть года. Место изначально подходило для зерновых культур: пшеницы и ячменя.

''И был голод в стране, кроме первого голода, который был во дни Авраама, и пошел Ицхак к Авимелеху, царю плиштимскому в Грар''. (Берейшит, 31:1). И вот что там с ним произошло. ''И сеял Ицхак в земле той, и получил в тот год во сто крат, так благословил его Господь. И стал великим человек сей, и возвеличивался больше и больше до того, что стал весьма великим. (То есть, очень преуспел и разбогател). И были у него стада мелкого и стада крупного скота и много прислуги, и завидовали ему пелиштимляне''. (Берейшит, 31:12-14). И что же они сделали в голодный год? Пошли учиться у Ицхака, как работать? Или хоть подкупили кого-нибудь из слуг Ицхака, чтобы узнать о его приемах и методах обработки земли? Нет, они действовали по-другому, хоть и во вред себе: ''И все колодцы, которые выкопали рабы отца его во дни Авраама, отца его, завалили пелиштимляне и наполнили их землей. И сказал Авимелех Ицхаку: уйди от нас, ибо ты гораздо сильнее нас''. (Берейшит, 31:15-16). И потом история повторяется. Ицхак копает колодцы, а филистимляне их засыпают, он уходит дальше, копает новый колодец, его снова засыпают и прогоняют Ицхака еще дальше, и так несколько раз. Какая же выгода была им от этого? А никакой. Даже совсем наоборот – какой дурак засыпает колодцы в сухой неурожайный год?! Так как же объяснить такое поведение? Скорее всего, объяснение будет выходить за пределы привычной логики. В эпоху праотцев, когда мы видим усиление Божественного света, отражающегося в личностях и облагораживающего весь мир, начинают сгущаться и тени. Мы стоим у истоков того явления, которое много позже будет названо антисемитизмом: ненависть без особой причины, ради самой ненависти, во вред себе и своему окружению, но главное, ненависть к тем, кто отмечен печатью избранности Господней.

 

---

¹ Первый Храм был разрушен 8-9 месяца Ав, а Второй – 9-10 Ав.

² Из благословения после трапезы.

³ Искать в этих источниках более объективные сообщения с театра военных действий все равно, что искать в газете ''Правда'' советского времени материалы о провалах социалистической экономики и планового хозяйства.

**** Плодородный полумесяц