Центр еврейского образования на русском языке



Лея Гинзбург


Стеклышко




Оно был удивительное. Необычное. Я заметила только его краешек, сияющий разноцветными гранями, словно алмаз. Дождь уже закончился, но улицы были в лужах, прохожих мало, наверное, поэтому никто не обратил на него внимания.

Повезло! Я аккуратно нагнулась, еще не веря своему счастью, и подхватила стеклышко двумя пальцами.

О! Оно было еще прекраснее, чем я ожидала. Я даже не смогла сдержать приглушенного «Ура!» Стеклышко было ровным, не кололось. Кто-то словно приготовил его для меня, чтобы я не порезалась…

Мне было семь. Май. Теплые дожди. Можно было постоять, зажмурив глаза, подставляя лицо небесной воде. Потом облизать кисленькие губы.

Я прижимала стеклышко к груди, представляя, как буду хвастаться, рассказывать о чудесной находке. Это ведь настоящий хрусталь! Украшение моей коллекции.

Даже толстые бутылочные стекла, если они были ровные и гладкие, ценились. Одно бутылочное гладкое зеленое (как изумруд) можно было поменять на два, а если повезет, то и три желтых. А янтарное стоило целых пять.

Выглянуло солнышко. Я не выдержала, поднесла стеклышко к глазам, к солнышку. Мир стал таким красивым, таким волшебным!

В нашем дворе самая большая коллекция стеклышек была у Ирочки. Ей папа привез откуда-то с моря стекло, омытое волной! Такое распрекрасное, зеленое, но не блестяще-простоватое, а матовое, изысканное. Все завидовали. Ирочка даже перестала показывать это стеклышко, не хотела, чтобы кто-то сглазил.

Мое в сто раз лучше! Ни за что, и ни на что не променяю.

Я перепрыгивала через лужи аккуратно, только б не уронить, не потерять. Несколько раз останавливалась, проверяла, на месте ли?

Ладошка запотела, и мне казалось, что она тоже блестит, переливается хрустальным зеркалом.

***

Странный звук заставил меня остановиться. Звук доносился из кустов, совсем недавно подстриженных к Первому мая. Как будто кто-то пытался вылезти, но не мог. Потом звуки стали громче, кусты задвигались.

Я поняла, почувствовала, что-то плохое происходит…

Мальчишка, которого били, был незнакомый, не из нашего двора, даже не из нашего района, я же всех там знала. А вот трое других, были мне хорошо известны — «Серый» (потому что Сережка), «Рыжий» (тут все понятно) и «Толстый» (и здесь без комментариев). Все из пятого класса.

Они меня заметили, остановились. У мальчишки из носа текла кровь, и, похоже, синяк набухал под глазом. «Толстый» держал его за волосы, «Серый» — за руки, а «Рыжий», видимо, бил.

Мне деваться совсем некуда было. Тут только два варианта: либо бежать, и очень быстро, либо нападать, и очень неожиданно.

Выбрала второй вариант. Со стеклышком, да еще с таким, не очень-то подерешься. Я его положила на землю, сказала: «Помоги, волшебное стеклышко!», и прыгнула, издавая страшный (как мне казалось) рев. Это был боевой клич нашего двора. Если повезет, и клич услышат, не поздоровится этим драчунам!

Пацаны оторопели, а я продолжала орать, все громче и громче, разгребая руками кусты, готовя кулаки к бою.

«Толстый» отпустил свою жертву. Еще мгновение, и он накинется на меня, но тут… «Серый» неожиданно побежал.

Не может быть, чтобы он испугался семилетней девчонки! Что-то, наверное, произошло, не мог этот здоровенный балбес просто так побежать!

За ним побежали и «Рыжий» с «Толстым»…

Я инстинктивно оглянулась, ожидая увидеть «своих», но сзади никого не было.

«Волшебное стеклышко» помогло!

***

Мальчишка выглядел неважно. Он был какой-то слишком белый, и «неровный», хотя, понятное дело, когда держишься за один бок, туловище кажется кривым.

Я протянула руку, надо было убегать отсюда, пока обидчики не передумали, и не вернулись.

Он встал, держась за длинный куст, и тут я поняла, почему подумала, что он «неровный» — у мальчишки одна нога была одета в какой-то ужасный башмак, а вторая — нормальная, как надо.

Нельзя было показать, что я ошарашена, но так уж получилось, не успела «закрыть рот». Мальчишка криво усмехнулся:

— Что (губы его плохо слушались), страшный я, да? «Квузумодо»?

Кто такой «Квузумодо», я не знала, но было неловко, словно меня поймали с чужими яблоками за пазухой.

— А у меня «заячья губа». Видишь, — я выпятила нижнюю губу, чтобы верхнюю было получше видно, — недавно операцию делали!

Мы засмеялись одновременно, почувствовав родство уродливых тел. Он смеялся «порциями», видно больно было смеяться, а я хохотала.

Я помогла ему вылезти из кустов и оттряхнула одежду.

Мы шли по парку и никого не боялись. Он рассказывал, что вместе с родителями переехал из Семипалатинска, папа военный, а мама ждет малыша. «Только бы не родился такой, как я, — уродец!», — он вздохнул. Я не смеялась…

Потом я помогала смывать кровь, нажимая на чугунную ручку колонки.

Его звали необычно — Клим. Военный городок, где жила семья моего нового друга, располагался недалеко, рядом с кинотеатром.

У Клима была очень толстая мама. Я сначала подумала, что она всегда такая толстая, а потом Клим одними глазами на ее живот показал, и я поняла — там же малыш проживает!

Мы чай пили со сливками, из пиалок. А еще было варенье — смородиновое…

Да, совсем забыла сказать!

Больше я никогда не видела своего «волшебного» стеклышка…




К содержанию рассказов Леи Гинзбург